Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Он вам так сказал? — подал голос Рожнов.

— Кое-что и в лоб сказал. Не знаю, может, кто и в тридцать лет имеет машину, дачу, квартиру, деньги, я ничего этого не имел и не хотел иметь, если уж откровенно! Вернее, не отказался бы, если бы наследство получил или подарил кто… Но, не имея ничего этого, я не чувствовал себя несчастным. Вот вы говорите — по лезвию ходил… Ну, было дело, куролесил с ребятами, сперли кое-что, по физиономии кому-то съездили… Но за всем этим не было ни зависти, ни стремления обойти кого-то… Цель была — провести время.

— Или убить его? — уточнил Рожнов.

— Или убить, — согласился Николай. — Назовите это так. Но зависти не было, понимаете? А Фетисов, тот прямо сказал — что это, говорит, за жизнь, если тебе никто не завидует?! Вот они со своей бабой и давали передо мной гастроль, разыгрывая довольство, согласие — чтоб увидеть зависть в моих глазах. Я, может, и позавидовал бы, да не до того было — жену искал. Обалдел я тогда совсем… Говорю же — как приступ.

Николай обвел всех взглядом, будто проверяя — поверили ему или нет, потом опустил глаза, долго рассматривал пальцы в заусеницах, косо стоптанные туфли, уцененные свои брюки, никогда не знавшие утюга и щетки, провел языком по тому месту, где были передние зубы.

— Вы что же, так с Фетисовым и ходили весь день по общежитиям? — спросил Демин.

— Так и ходили. Пообедали в какой-то забегаловке, бутылку распили. Портвейн брали раза два или три… Холодно было, ветер, район новый, пыль, грязь на зубах скрипит! Фетисов… В общем, поцапались мы с ним к вечеру.

— В смысле поссорились? — спросил Рожнов.

— Не просто поссорились… Поругались. Зашли в какой-то гастроном, он взял вина по стакану… Ну, взял и взял. Когда весь день ходишь вот так вдвоем, вроде и неудобно тут же за это вино деньги совать. А он, видно, ждал, что я ему эти деньги верну. «Моя ты деточка!» — это он все повторял, жалел меня, сочувствовал, убивался, что мне вот так не везет… «Моя ты деточка! Как же тебе жить тяжело, что нет у тебя ни лишней рублевки, ни специальности, если всего-то — жена ушла, а для тебя это крах жизни! Видно, не знаешь ты, что можно жить иначе, настоящие люди и живут иначе, а слабаки подыхают, бегая за юбкой, за бутылкой…» Теперь-то я понимаю, он сам из слабаков был, что жалел он меня или делал вид, что жалеет, только для того, чтобы самому возвыситься. Все его слова больше к нему самому относились! Как та пиявка, присосался ко мне и набирался, набирался превосходства. Все выпытывал, как у нас с женой разлад пошел, как у нас все вкривь да вкось… И все причитал — моя ты деточка!

— Может быть, вам все это показалось? — спросил Демин.

— Да, чего не бывает — может, и показалось! — взорвался Николай. — Я говорю, что с женой поругался, что дурь сморозил, заставил ее как-то на последние деньги своим дружкам выпивку покупать, а он свое — моя ты деточка! Приятно ему было слышать это, понимаете? Выслушал и еще просит, вроде на «бис» вызывает — ну, а что еще, что еще у вас было? Потом мы зашли в гастроном, потом сели в автобус, еще в какое-то общежитие поехали, чтобы проверить, нет ли там моей жены… И в автобусе завелись… Словечко у него было такое — нищий… Вот и мне он сказал — нищий, говорит, ты! И карманы у тебя пустые, и за душой ничего нет… Вот как только он сказал это, так я сразу и решил: вломлю, думаю, тебе, охламону.

— Дальше, — обронил Демин.

— А что дальше… Встали мы на остановке, он первым вышел, я за ним… и как-то неудачно спрыгнул, нога у меня подвернулась, опять же, мы уже хороши были, ну, упал я… А он опять жалостливо так — моя ты деточка! Тогда я поднялся и… Ударил его в лицо. Там как раз обрыв, он и скатился вниз. Я постоял, вокруг никого, и спустился следом, к воде.

— Зачем?

— Не знаю… Мы почти два дня были вместе, и вот так сразу, неожиданно, зло расстаться… Мне показалось, что я должен спуститься к нему. Драться у меня желание пропало: я считал, что мы в расчете. Когда я спустился, он взял камень и бросил его в меня, я уклонился, но камень все-таки попал в плечо. Тогда я опять ударил его в лицо… Он упал… И начал орать, чтоб я его не убивал! Я и не собирался его убивать, но когда он начал кричать, то меня еще большее зло взяло.

— И тогда вы решили убить Фетисова? — спросил Рожнов.

— Да что вы зарядили — убить, убить… Никто не собирался его убивать… Просто… наступил момент, после которого все происходило само по себе.

— Вы хотите сказать, что уже не владели собой?

— Можно и так сказать, — поморщился Николай. — Да, я не владел собой. Вообще тогда все как-то закрутилось… Тот же Фетисов мог убежать, мог обороняться или нападать, просто сказать, мол, хватит… А он орал одно — не убивай! А потом начал просить о помощи, умолять спасти его, пока я наконец не догадался, что кто-то стоит за моей спиной… Оглянувшись, я увидел Сухова. Оказывается, он все это время был в нескольких шагах. Вначале я подумал, что он бросится на меня и будет защищать Фетисова, но увидел, что он сам вот-вот упадет в обморок… А ну-ка, говорю, подай вон тот камень… Он мне и подал… Принес и протягивает… Куда деваться? Взял я камень, Фетисова по темечку и… А потом припугнул Сухова… Дескать, теперь мы повязаны. И там же мы договорились замести следы.

— Значит, Сухов все это время стоял рядом? — переспросил Демин.

— Да. Если бы не он, ничего бы не было… Он в камышах рыбу, оказывается, удил, вот мы сверху и скатились чуть ли ему не на голову. Если бы он как-нибудь вмешался, тоже ничего бы не было. А он стоял и трясся.

— И сам камень подал?

— Да. Тот самый камень, который бросил в меня Фетисов… Принес и, можно сказать, в руки вложил.

— Расхождение в показаниях, Иван Константинович, — обратился Демин к Рожнову. — Нужна очная ставка.

— Сделаем очную ставку. Что было дальше?

— А что дальше?! Дальше от нас уже ничего не зависело… оттащили Фетисова поближе к обрыву, к кустам, чтобы его сверху не увидели, потом пошли к Сухову, он взял лодку, весла, приплыли… К тому времени уже стемнело, отвезли к середине реки и сбросили.

— Сухов утверждает, что вы два раза его пытались сбрасывать?

— Да, два раза, — подтвердил Николай. — Он первый раз не хотел тонуть…

— А вы не допускали мысли, что Фетисов был жив, когда вы его сбросили в воду?

— Что?! — Николай долго смотрел на Демина, будто хотел прочесть в его лице скрытую опасность, потом хмыкнул. — Ну, вы даете! С одной стороны, обещаете, что искренность зачтется как плюс, а с другой — утопление живого человека прибавит годка три-четыре… Ловко вопрос ставите!

— Видите ли, Аврутин, вы забываете, почему оказались здесь. Вы пришли сами и тем самым как бы сказали нам: я раскаялся, судите меня, приму приговор как должное. Вот я и спрашиваю: знали ли вы о том, что утопили живого человека?