Варвара Клюева - Первый мотив

– Имеет, – убежденно сказала Ника, которая к этому времени окончательно уверилась, что Белькевич не причастен к гибели Терещенко, и решила взять его в союзники. – Дело в том, что особа, которую мы подозреваем в организации убийства, когда-то в похожих обстоятельствах выбрала себе в пособники близкого друга намеченной жертвы… Бывшего близкого друга, тоже предавшего.

И она, не называя героиню, коротко рассказала собственную историю. А потом объяснила, что Подольская – жена человека, которого будут судить за убийство Анны Терещенко. Белькевич помолчал, переваривая информацию, потом извинился и пересел за столик товарищей. Поговорив с ними минуты две, он вернулся к Нике и предложил:

– Давайте еще раз съездим к Агафоновой. Уверен, я найду способ ее разговорить. Ребята обещали прикрыть меня перед начальством, поэтому разговаривать будем до победного.

Выйдя из кафе, они вернулись к зданию полиции, капитан вывел со стоянки свою "девятку" и открыл Нике переднюю дверь. Ехали молча. До тех пор, пока Белькевич не заметил, что за ними со зловещей неспешностью следуют три внедорожника – два серебристых и черный. Он сбавил ход и махнул в окошко рукой – обгоняйте, мол. Но оба лендкрузера и шевроле невозмутимо продолжали плестись следом.

– Разбаловались ребятишки, – хмыкнул капитан и прибавил газу. Добровольный эскорт не отставал. – Совсем ополоумели, что ли? Полицейской формы не видят? Ну, я им сейчас покажу!

– Не надо! – торопливо сказала Ника, подозревая, что он собирается выскочить из машины, чтобы "разобраться" с преследователями. – Если эти люди от Подольской, они не посмотрят на вашу форму…

Белькевич скосил на нее глаз и полез в карман за мобильником. В ту же минуту шевроле и одна из тойот рванули вперед. Тойота поравнялась с "жигуленком", а шевроле обогнал их и начал сбавлять ход.

– Черт! – Белькевич выронил трубку, вцепился в руль и ударил по тормозам.

Из передней машины вылез плотный мужик с кривым носом и как будто вдавленным в череп лицом. Неторопливым шагом он приблизился к "жигуленку", постучал согнутым пальцем по стеклу со стороны Ники. Она покрутила ручку, припустив стекло, и выжидательно посмотрела на "боксера".

– Включите мобильник, барышня, – недовольно буркнул тот, склонившись к окну.

Ника неловко (руки плохо слушались) открыла сумку, перерыла содержимое и нашла свою "алкательку". Так и есть, пустой экран. Видимо, она прижала сумку к себе и случайно надавила на кнопку, отключающую аппарат. Мобильник мелодично дзыньнкул и через минуту нашел сеть. А еще через минуту заиграл "Кампанеллу". Еще не веря своему счастью, она поднесла к уху телефон и нажала на кнопку.

– Ника у вас все в порядке? – донесся до нее взволнованный голос босса.

– Я чувствовала себя заключенной, которую везут под конвоем! – возмущалась Ника, вышагивая рассерженной тигрицей перед рабочим столом Игната.

– Простите, – в двенадцатый раз повторил он.

– Как вам вообще пришло в голову обратиться к этим бандитам?

– Я обратился только к одному бандиту. И его вот уже лет десять никто так не называет. Нынче он – Очень Высокопоставленное Лицо. А что до причин, то я вам все уже объяснил. Я допустил ошибку и запаниковал.

– Никакой ошибки вы не совершали. Пётр Серегин не из тех, кто выбалтывает доверенные ему секреты. И он не убивал Терещенко. Я же вам говорила!

– Говорили, – согласился Игнат. – Но вы тогда не знали, что он любовник Подольской.

– Любовник! – фыркнула Ника. – Не сказала бы, что это подходящее слово для описания их отношений.

– О том, что представляют из себя их отношения, мы знаем только с его слов. А словам свидетелей и, в особенности, подозреваемых нельзя верить безоговорочно. Это едва ли не первая заповедь нашей профессии.

– Заповедь для полицейских роботов. Живой человек с мало-мальски развитой интуицией всегда разглядит, когда свидетель говорит правду!

Игнат с трудом удерживал улыбку. Скандальная Ника – это что-то новенькое. Во времена своего беспамятства она была холодновато-отстраненной, порой резкой, но чаще – безучастной. Потом, когда память вернулась, принеся с собой тяжелую горькую правду, – потерянной и подавленной, а в последние дни – собранной и целеустремленной. Но скандальной – никогда. И неожиданно для себя Игнат, всю сознательную жизнь стремившийся оградить себя от отношений и связанных с ними эмоций, обнаружил, что раздраженная Ника, – Ника, похожая на перевозбужденного фокстерьера, который кидается на все, что можно тяпнуть, – вызывает у него умиление. В ней было столько энергии, столько жизни…

– Не понимаю, чему вы радуетесь! – "Терьерчик" снова кинулся в драку. – Напугали меня до полусмерти, "одолжились" у какого-то бандита, который теперь выставит неизвестно какой счет, ни на шаг не продвинулись в расследовании…

Игнат нахмурился – чтобы не рассмеяться.

– Перестаньте себя взвинчивать, Ника. Не так все плохо. Мне жаль, что я вас напугал. Но, согласитесь, бандиты принесли свою пользу. Кто еще сумел бы в такие сроки проверить алиби Агафоновой и Белькевича, "прошерстить" все смоленские связи Терещенко и обеспечить вам полную безопасность на пути домой? Что касается выставления счетов, тут вы правы: неизвестно, чем мне придется расплачиваться. И это пугает. С другой стороны, у Подольской столько денег и влияния, что добраться до нее законными средствами мы все равно не сумеем – даже когда найдем ее пособника и доказательства, что Терещенко убил он. При самом удачном раскладе – это если убийца решит облегчить свою участь чистосердечным признанием и "сдаст" мадам, – она ото всего отопрется и будет такова. Доказать преступный сговор при том, что одна из сторон никак не "засветилась" в деле, достаточно трудно и без учета коррумпированности судебно-правовой системы. А за то, чтобы разделаться с этой змеей, я готов заплатить по самой высокой ставке.

– Подождите, Ганя, я чего-то не поняла… – Агрессивность Ники вдруг улетучилась, оставив после себя растерянность. – Вы пытаетесь сказать, что законного способа заставить Подольскую ответить за ее преступления не существует? И единственная наша возможность – напустить на нее высокопоставленного бандита, который ее уничтожит, так?

– По сути – так. Только давайте уточним, что вы понимаете под словом "уничтожить". Боюсь, я не настолько радикально настроен, чтобы требовать крови Подольской. Мне будет вполне достаточно, если у нее вырвут жало. Скажем, убедят написать подробное признание, поддающееся проверке. А вам?

– В чем вы меня подо… – взвилась она. Но тут же осеклась и посмотрела на него с укором. – Дразниться нехорошо. Вы же знаете: я никогда не заподозрила бы вас в намерении организовать убийство, если бы подумала. Вы просто застигли меня врасплох этим пассажем про бессилие закона и свою готовность заплатить, чтобы расправиться со змеей.