Марина Серова - Вечный сон Снегурочки

После обеда и таблеток все пациенты, как по команде, разбрелись по своим койкам. Настю я так и не видела – кровати в коридоре занимали толстушка с оливье, Сирота Казанская да двое непонятных парней. Дед и суицидник соседствовали в мужской палате напротив моей, я же со своими коматозными соседками вернулась в свою комнату. Тетки сразу приняли горизонтальное положение и по привычке уставились в потолок. Я тоже подняла голову кверху – может, они там что интересное нашли? Однако, кроме лампочки, на белом фоне я ничего не увидела. Ладно, не буду им мешать ловить свои глюки.

Я молча, с тоской оглядела палату. В детском садике больше всего ненавидела тихий час и, хотя прошло столько времени, спать днем не приучилась. Как жаль, что нельзя поговорить с дедом – я нутром чувствовала, что он может много чего поведать о психушке. Хотелось бы узнать, с чем он сюда загремел. Депрессия? Непохоже, самоубийство среди стариков тоже непопулярно. Напротив, чем старше человек, тем сильнее он цепляется за жизнь. Не верьте дряхлым старушкам, причитающим: «эх, скорее б помереть». Вранье все это – «божии одуванчики», даже лежачие, на самом деле жутко боятся смерти. Это молодым преждевременная кончина кажется романтичной – мол, брошусь с моста, и все будут скорбеть по мне и плакать на могилке. Чем больше лет проживает человек, тем сильнее он ценит жизнь и дорожит даже самым жалким существованием.

Итак, остается только наркология. И скорее всего, алкоголизм, наркомания деду по возрасту не подходит. Поставленный мною диагноз показался мне наиболее вероятным, и я принялась раздумывать над остальными пациентами. Парням я приписала наркоманию, больше ничего не остается. Пьянство, конечно, тоже подойдет. Сирота – ярко выраженная депрессушница, с суицидником все ясно. Чем может страдать платница-толстушка? Явно не расстройством пищевого поведения – вон как весело уплетала оливье, готова поспорить, не расстанется с калорийным салатиком ни за какие коврижки. Методом исключения вычеркиваем депрессию – чересчур она жизнерадостная. Опять, либо наркоманка, либо алкоголичка, одно из двух. Шизофрения точно не подходит, с этим вопросом лучше к Сироте Казанской. Да, может, у нее и этот недуг имеет место.

Итак, с причинами заболеваний я вроде разобралась. Можно подумать над своими соседками – почему они валяются, как восковые куклы? Особый интерес для меня тетки не представляют – если они всегда такие невменяемые, то что я могу у них узнать? Хотя… есть у меня и другая версия. Может, наоборот, одна из них подслушала какой-нибудь разговор, не предназначенный для посторонних ушей, проболталась подружке, и, чтобы заставить соседок замолчать, их напичкали таблетками до полубессознательного состояния. Если дать волю своей фантазии, можно запросто объяснить, почему убили Карину. Лена же рассказывала, что девчонка сдружилась с соседкой по палате. Возможно, этой женщиной и была одна из невменяемых ныне теток. Дальше все развивается до смешного банально: подружка делится с Кариной секретом, кто-то из врачей узнает это, несчастную девушку отправляют на тот свет при помощи смертельной дозы снотворного, списывая все на самоубийство, а чтобы не вызвать лишних подозрений, других героинь истории лишают рассудка этаким зверским способом. Если я выясню, с кем из больных дружила Карина, тогда мою теорию легко будет доказать. Только каким образом вывести несчастных женщин из бреда? Я же не могу отнимать у них таблетки, сделать это попросту невозможно. Пытаться разговорить? Потрачу время впустую. Для проверки я окликнула теток, но, как и предполагала, те и глазом не моргнули. Придется пока оставить вопрос открытым.

Чем больше я размышляла, тем более тупиковым казалось мое положение. Придумать-то можно что угодно – слежку за медсестрами, к примеру. Но я попала в больницу под видом пациентки, а не санитарки. Сплоховала, что тут говорить. Надо было раньше пораскинуть мозгами и состряпать себе биографию кого-нибудь из персонала. Какая-нибудь нянечка или санитарка преспокойно вотрется в доверие и к врачам, и к больным. Правда, Кирьянов говорил, что со стороны в клинику работников не берут. Опять ничего не сходится: что тогда делать с молоденькой медсестрой, якобы перепутавшей таблетки? Пожалуй, спрошу у деда: если он тут давно, значит, помнит ее. Если, конечно, она не вымышленный персонаж.

Я почувствовала, что моя голова просто закипает от вопросов и догадок, и поняла, что пора отвлечься и дать мозгу отдых. Залезла в тумбочку, взяла первую попавшуюся книжку. Давно прочитанный детектив, ничего лучше схватить не могла. Попыталась прочесть первую страницу, но описание кражи какой-то важной папки показалось мне избитым и банальным. Как будто у автора нет никакой фантазии! Кому интересен весь этот бред?

Папка. Я видела на столе врача много папок, вот оно, решение! Если я проникну в кабинет и пороюсь в документах, а лучше в компьютере, то могу выяснить много всего интересного. Прежде всего меня интересуют названия препаратов, которые дают хотя бы моим соседкам. Уверена, без наркотических веществ дело не обошлось, а если лекарства запрещенные, за это можно привлечь к уголовной ответственности. Скажем, пациентка попала в больницу с депрессивным синдромом, а ее без какой-либо причины пичкают сильными психотропными препаратами, тогда врача запросто можно посадить за решетку. Итак, дело за малым. Я должна выяснить, при каких обстоятельствах возможно получить доступ к папке с историями болезней и придумать какой-нибудь способ прочесть то, что там написано.

Я решила составить план действий, разбив свою последующую деятельность на несколько мелких задач. Первое, что мне нужно сделать, проще всего: надо узнать фамилии и имена двух пациенток. Познакомиться напрямую не выйдет, значит, можно попробовать выведать их имена у других больных или дождаться вечера, времени раздачи снотворных. Я взглянула на наручные часы. Валяюсь в палате около часа. Послеобеденный сон, по крайней мере в детском саду, помнится, длился примерно два часа. Можно выйти на разведку – скажем, приспичило гражданке Мельниковой посетить комнату задумчивости, – и посмотреть, есть ли кто среди больных в коридоре или в курилке. Я проверила наличие сигарет в пачке и тихо выскользнула из комнаты.

В коридоре больных, кроме тех, чьи кровати находились возле прохода, не было. Однако столик, за которым мы играли в карты, не пустовал: за ним мирно беседовали две санитарки, шурша пакетами с орешками. Я сглотнула слюну – голод снова напомнил о себе, что ни говори, а кусочка хлеба для полноценного обеда маловато, – и, не поднимая головы, прошагала к туалету. Санитарки, как дрессированные сторожевые псы, тут же повернулись, оглядели меня с ног до головы и, видимо, не найдя никаких нарушений больничного порядка в моем поведении, продолжили свой разговор. Проверим, насколько хорошая акустика в туалете – попытаюсь подслушать, о чем беседуют женщины. «Жучки» я всегда ношу во внутреннем кармане куртки, пожалуй, надо будет установить прослушку где-нибудь около стола. Я обратила внимание на то, что дверь кабинета главной медсестры закрыта. «На обед, поди, ушла», – с завистью подумала я. Готова биться об заклад, что медицинский персонал явно не питается теми помоями, которые скармливают несчастным нам. Я могла бы сейчас запросто проникнуть в кабинет и выкрасть папки, но тогда меня точно увидят болтающие санитарки. Тоже прокол.