Марина Серова - Вечный сон Снегурочки

Я выкинула окурок в зияющее черной кляксой «очко» и, полная отчаянной решимости, направилась к столу картежников. Пока это единственные люди, с которыми представляется возможным наладить контакт. Игнорируя полнейшее безразличие к своей особе, я нагло уселась на свободный стул и скривила губы в самой обворожительной улыбке, на которую только была способна.

– Ой, я просто обожаю карточные игры! – залилась я соловьем. – Во что вы играете? Можно с вами? А то здесь очень тоскливо.

– В «дурака», – не поднимая головы от своих карт, бросил суицидник. – Новенькая, что ль?

– Ага, только сегодня положили, – ободренная успешным началом беседы, закивала я на манер китайского болванчика. – А вы давно тут?

– Нет, – мотнул головой парень. Ну прямо образец красноречия.

– Я здесь совсем ничего не знаю, – несчастным голосом посетовала я. – А соседки по палате ничего не говорят. Тут вообще много народу лежит?

Ответа не последовало. Ладно, подступим с другого бока…

– Ой, я, наверно, вам мешаю, да? – стыдливо потупилась я. – Просто очень хочется в карты сыграть, сто лет не играла. Но «дурак» – моя любимая игра. И покер тоже.

Мои молчаливые собеседники снова меня проигнорировали, и я решила сбавить обороты. Во всем нужно знать меру – если я окажусь слишком навязчивой, приятели могут вообще перебраться в свою палату, а, как я поняла, пациентам клиники можно находиться только в своей комнате и в общем зале. Поэтому я стала терпеливо ждать, пока парень с дедом закончат кон.

Я поняла, что еще не все потеряно, когда проигравший суицидник раздал карты на троих. А потом зашуршал пакетом – я его вначале не заметила – извлек оттуда сочное зеленое яблоко и с хрустом откусил чуть ли не половину. Мой рот тут же наполнился слюной, а в желудке позорно заурчало. Я и забыла, что осталась сегодня без завтрака. Утром, правда, я есть никогда не хочу – могу выпить несчетное количество чашек крепкого кофе, – но близилось время обеда, вдобавок ко всему от яблока исходил невероятно аппетитный аромат. Я с жадностью и почти с ненавистью взирала на наглого парня, которому даже в голову не пришло угостить ни деда, ни меня. Суицидник, похоже, и не догадывался, какие сильные чувства у меня вызвал, и в явно приподнятом настроении (сожрал, зараза, все яблоко!) оглядел выпавшие карты.

– Со старшего! – объявил он. Не в силах думать ни о чем, кроме предстоящего обеда (скорей бы!), я понуро уставилась в свою раскладку.

По деду было видно, что игра совершенно его не интересует – он меланхолично, без всяких комментариев, выкладывал старшие козыри, так же безразлично забирал охапку карт, если крыть было нечем. Суицидник вскоре тоже растерял весь азарт. Можно сказать, я была единственной из всех троих, кто как-то увлекся процессом. Более тоскливой игры я в жизни не видела. Оно и понятно – а чем еще заняться в больнице? Эх, была бы клиника по-настоящему элитная, для пациентов придумали бы что-нибудь интересное, скажем, теннисный стол, а если повезет, то и бильярд. В лечебнице для миллионеров, конечно. А я бы вообще не отказалась от небольшого тренажерного зала и бассейна – а что, вода отлично снимает стресс, для больных с психическими расстройствами это как раз не лишнее.

Мои розовые мечты внезапно прервал неразговорчивый дед. Я едва карты из рук не выронила, когда он вдруг обратился ко мне:

– Тебя-то за что сюда запекли, дочка? – В его голосе прозвучало явное участие и даже обеспокоенность. От неожиданности я брякнула:

– Анорексия. Тьфу, депрессия, это муж меня анорексичкой называет. Говорит, похудела сильно.

Хорошо еще, что не выпалила слово «булимия» – выдала бы себя с потрохами, для женщин с таким расстройством признаться в болезни постороннему смерти подобно!

– Понятно. Муж тебя любит? – продолжал лезть мне в душу дед. Я уже взяла себя в руки и обрела способность рассуждать и просчитывать свои дальнейшие ходы. Что-то мне подсказывало, с дедом стоит пооткровенничать – естественно, в своих целях.

– Очень любит, – кивнула я. – Он сам клинику выбрал, говорил, врачи тут хорошие, сеансы психотерапии. Здесь ведь много людей таких же, как я?

– Много или мало, какая тебе, дочка, с того польза? – хмыкнул печально дед. – Врачи, говоришь, хорошие… Раньше тебе надо было ложиться, поздно уже.

– Что значит – поздно? – насторожилась я. – Что вы имеете в виду?

– А то, что сейчас от врачей мало что осталось. – Дед пошел с шестерки бубей. – Если б Антон Николаевич тебя лечил, то другое дело. А сейчас… – Он безнадежно махнул рукой.

– Вам не нравится Анна Викторовна? – уточнила я.

– А кому она вообще нравится? Знаешь, дочка, мой тебе совет: если муж тебя действительно любит, умоляй его забрать тебя отсюда. Твоя депрессия – полная ерунда по сравнению с тем, что тут развели.

– Что развели? – Я изобразила искренний испуг. – Вы меня заинтриговали. Тут врачи плохие, да? Медсестра в розовом, она какая-то… неприветливая.

Из своего опыта знаю: посплетничать люди любят, достаточно сказать одну цепкую фразу – и польется такой поток информации, только диву давайся! Но дед почему-то на провокацию не повелся, а только повторил, как заведенный:

– Не жди лиха, проси мужа, чтоб увез. Раз богатые, получше место найдете, молодая ты еще, незачем жизнь свою губить.

– Да о чем вы, я не понимаю! – как можно жалостливее возопила я. – Что я мужу-то скажу? Он мне сам выбрал больницу, я должна его убедить, что тут плохо, как вы говорите! А вы всё загадками отвечаете…

– Тише ты, орать на все отделение! – шикнул на меня дед. – Карга услышит, мало не покажется. Все, не говори ничего, вон идет.

Карга, как окрестил тетку в розовом старый картежник, и правда прошествовала к нашему столу и злобно уставилась на меня.

– Мельникова, вы нарушаете тишину, – заявила она сурово. – В нашей клинике подобное поведение запрещено. Если такое повторится, мы будем вынуждены принять меры.

И, не пояснив, какие меры, она резко развернулась на каблуках и удалилась в свой кабинет, оставив меня сидеть с раскрытым ртом. Я с недоумением перевела взгляд на деда – может, он пояснит, что эта мымра имела в виду? Но мой суперобщительный дедуля только приложил палец к губам – мол, молчи лучше. Я проглотила готовящиеся сорваться вопросы, а мой мозг лихорадочно выдавал одну мысль за другой, разной степени правдоподобности. Если возьмем за аксиому, что из больницы не выгоняют, что может предпринять злобная медсестра? Самое банальное – отправить меня в ссылку в палату и изолировать от других пациентов. Приставить ко мне надзирателя-санитара (но я все-таки не тюремная заключенная, а богатенькая мадемуазель с не совсем здоровыми нервишками!), вкатить дозу успокоительного – и это самое страшное, мне хватило зрелища двух соседок в коматозном состоянии. Ну, и, наконец, отправить на тот свет, но последняя версия маловероятна. Все-таки я не дряхлая, доживающая свой век старушка, которую ушлые родственники решили сгноить в психушке.