Ольга Чайковская - Болотные огни [Роман]

— Игрушки со мной играть вздумал? — тяжело и сутуло поднимаясь, сказал Макарьев. — Я те не мальчик и в партии не первый день. Я на тебя управу найду.

— Ищи, — презрительно сказал Морковин.

— Товарищ Макарьев, — сказал Берестов, также поднимаясь, — если будет время, загляни, пожалуйста, ко мне. Я начальник здешнего розыска.

Начальник розыска? Он начал в этом сомневаться.

Многое теперь изменилось. Незримо и неслышно где-то шла работа, сводящая к нулю все его усилия.

Кукушкину просто нельзя было узнать. Она ходила теперь в кожанке, перекрещенной ремнями, и уж конечно с кобурой на боку и в лихой папахе до бровей («Братцы, Махно!» — тихо сказал Ряба, когда впервые увидел ее в этом одеянии). Однако дело было не в папахе — как-то неуловимо изменилось самое положение Кукушкиной. На ее имя из трибунала стали присылать пакеты. Если Морковин звонил в розыск, он просил не Берестова, а именно ее. К ней стали приходить какие-то люди, среди них нередко и Левкины парни. Однажды прошел слух, что в розыск идет сам Левка.

Денис Петрович был у себя, когда один из сотрудников доложил:

— Уже прошел Кутакова. Идет мимо водокачки.

Они шли с шиком, Левкины парни, плечом к плечу и очень быстро. В розыске они с веселым любопытством оглядывались по сторонам. «Так вот оно где происходит», — говорили их насмешливые взгляды.

Левка зашел в кабинет Дениса Петровича и представился:

— Лев Кириллович Курковский. До сих пор, кажется, мы не имели удовольствия встречаться.

В дверях толпились Левкины парни.

Как назло, Берестов тогда тоже отвратительно себя чувствовал. Его трясло. Он молчал, так как не собирался вступать в шутовской разговор, на который его вызывали.

— Впрочем, я не стану отнимать у вас времени, — продолжал Левка, — Екатерина Александровна уже пришла. Екатерина Александровна, я здесь!

Берестов остался один. Озноб все не проходил. Он слышал, как Левка прошел в дежурку, где его, должно быть, ждала Кукушкина.

— Прошу, — услышал он и сразу представил себе, как она коротким жестом указывает на дверь следовательского кабинета. Она войдет сейчас туда вслед за Левкой и захлопнет за собою дверь.

«Екатерина Александровна!»

Когда Борис рассказывал Берестову о своей встрече с Левкой и разговоре с Морковиным, Денис Петрович слушал молча, опустив глаза. Только желваки играли на его широком лице.

— Я ему говорю, а он не хочет понять, — закончил Борис.

— Малое ты дитя, — ответил Берестов, — эта старая судейская крыса таких мальчиков, как Левка, видит насквозь.

— Зачем же ему…

— Зачем? А вот зачем. Если сейчас в результате следствия окажется, что инженер не виноват, все сведется к простому уголовному делу. Никакой славы это Морковину не сулит. А вот если будет доказана диверсия, все может обернуться по-другому. Огромной важности дело! Политическое! Морковин всегда будет стараться уголовные дела превратить в политические. Он надеется, что, шагая по таким делам, высоко взойдет — в губернию, а там и дальше. А куда взойдет он со своими мешочниками, пьяными стрелочниками и вагонными ворами. Черновую работу ему делать неохота — куда лучше сразу поймать агента Антанты. Ну а если агентов Антанты в наших краях не водится, а бандитов хоть отбавляй, то лучше агентов выдумать, а бандитов не заметить. Но он не заметит и другого — он сам не заметит, как встанет на путь преступления.

Давно не слышал Борис, чтобы Денис Петрович говорил с таким раздражением.

— Денис Петрович, — нерешительно сказал он, — он ведь в гражданскую вместе с отцом воевал.

— Тебе отец про него когда-нибудь рассказывал?

— Нет.

— Так что же мы о нем знаем?

— Не верится как-то.

— Не верится? Вот если бы ты видел тогда пацанов — от горшка два вершка, зимою на каменном полу, ты бы понял сразу, что за человек Морковин. И не нужны были бы тебе никакие его послужные списки.

Вошел Водовозов. Он был румян от быстрой ходьбы, глаза его поблескивали. Борис поздоровался, стараясь не глядеть ни на Берестова, ни на Водовозова: слишком хорошо помнил он ту ночь, когда стоял у курятника.

— Я от Прохорова, — быстро сказал Водовозов, — похоже, он не сегодня-завтра возговорит.

— Думаешь, возговорит?

— Обязательно. Ему уже по ночам титовские харчи снятся. Вчера на допросе плакал, проклиная своих обидчиков.

Берестов давно уже принял меры к тому, чтобы Прохоров не узнал, как изменилось положение банды: одиночка, надежный часовой у дверей, запрещение передачи. По-видимому, это удалось, — во всяком случае, Прохоров раскис. Он уже не молчал, а произносил длинные и мутные фразы о людской неблагодарности. Берестов не торопил его и даже не задавал больше вопросов, но внимательно слушал и соболезновал.

— Ну, дай-то бог, — сказал он.

Борис стоял и дивился той легкости, с какой говорят эти двое.

— Я забежал на минутку, только сказать, — продолжал Водовозов, — у меня еще сегодня…

Они не расслышали, что предстояло еще ему сегодня. Берестов встал, подошел к двери и посмотрел ему вслед. Потом вернулся к столу и сказал негромко:

— Слушай, Борис, у меня к тебе дело, которое я могу поручить только тебе. До сих пор я старался не упускать Павла Михайловича из виду, даже ночевал у него эти дни, он был недоволен, но стерпел. А сегодня, как назло, меня вызывают в губернию, это тот старикан, что делает анализ крови. Очень прошу тебя — еще одну ночь у курятника.

— Есть — у курятника, — серьезно ответил Борис.

— И вот что: если он выйдет из дому, следуй за ним, куда бы он ни пошел. И на, держи мой револьвер, твоим только кур пугать.

Борис ушел от своего начальника с твердым намерением не упускать Водовозова из виду ни на минуту, однако это было легче сказать, чем сделать: Павла Михайловича нигде не было видно.

Борис пошел к его дому и стал на знакомое место. Водовозов, по-видимому, еще не приходил. Начался дождь. Некоторое время Борис стоял под навесом сарайчика, потихоньку любуясь берестовским браунингом, но потом вдруг испугался, что Водовозов может уйти куда-нибудь, не заходя домой, и побежал в розыск.

— Водовозова не видел? — спросил он у Рябы.

— Да вроде тут был.

Борис страшно обрадовался и кинулся к водовозовскому кабинету, однако он был пуст.

— Не видел Водовозова? — спросил он у дежурного.

— Да он оделся и куда-то ушел.

— Куда?!

— Это ты у Кукушкиной спроси, — насмешливо ответил дежурный.

Что ж, это была мысль. Однако и Кукушкиной, как назло, нигде не оказалось. «Ну ничего, он, наверно, пошел домой», — успокоил себя Борис и побежал обратно.

Водовозовский дом стоял глухой и темный, дождь хлестал на его крыльцо.

Время ползло убийственно медленно. Ничто не защищало Бориса ни от дождя, ни от холода, ни от мрачных предчувствий.