Юлия Алейникова - Врач без комплексов

Женя слушала его, не мигая, пытаясь осознать масштабы катастрофы.

— Он хороший мужик, правда. Если бы не он, я бы вряд ли стал тем, кем стал. Он здорово помог мне на первых порах. И потом он отличный семьянин, и я вообще уверен, что он не имеет отношения к смерти твоей подруги, — все более уверенно, настойчиво говорил Володя.

— То есть как? — журналистка не верила своим ушам. — Я же объяснила тебе все! Я все тебе доказала, как дважды два! Твой замечательный семьянин — убийца!

— Женя, нельзя бросаться такими обвинениями. Они требуют доказательств, а я не уверен, что следствие докажет его вину. А вот твои голословные обвинения с экрана могут стоить хорошему человеку карьеры, сломать ему жизнь, и не только ему. Подумай об этом! — строго глядя ей в глаза, посоветовал жених.

— То есть, говоря простым языком, если я в эфире вывалю всю историю, отмазаться твоему родственнику будет сложнее, а если нет, он по-тихому всю историю замнет? — едва сдерживая возмущение, проговорила Женя, глядя на него.

— Я не уверен в том, что ему придется от чего-то отмазываться, — недовольно произнес Володя. — Я практически убежден, что он тут ни при чем.

— Ну, да. Роковое стечение обстоятельств? — со злой усмешкой переспросила девушка.

— Жень, давай забудем на минутку о твоей работе и подумаем о нас, — меняя тон, мягко проговорил адвокат. — Пойми, скоро ты станешь частью моей жизни, войдешь в мою семью. Как ты будешь смотреть в глаза тете Нине, когда будешь встречаться с нею на семейных праздниках? А Ольке, для нее Василий Осипович как родной отец? Что будет чувствовать моя мать, встречаясь с ними?

— То есть тебе кажется, что будет естественнее, если я буду встречаться с ними и с твоим дорогим Петручинским, смотреть ему в глаза, знать, что он убийца, и, мило принимая у него из рук тарелку с салатом, благодарить и улыбаться, делая вид, что никакой Матвеевой и на свете не было? Это тебе кажется естественнее? — И хотя Женя дала себе слово сохранять спокойствие, под конец ее голос сорвался на писклявой, визгливой ноте.

Ну почему у мужчин в момент волнения голос становится ниже и солиднее, а у женщин из-за спазмов в связках визгливее и капризнее? — горестно подумала она, мимоходом сожалея о своей несдержанности.

— Ты можешь вообще с ними не встречаться, — коротко бросил Володя.

— Ах, в этом случае я могу с ними и вовсе не встречаться? — тяжело дыша и едва сдерживая рвущееся наружу возмущение, спросила журналистка.

— Женя, — снова взглянув ей в глаза, проникновенным, тихим голосом спросил жених, и она отчего-то вдруг притихла и как-то внутренне собралась. — Неужели ты хочешь рискнуть нашей семейной жизнью ради карьеры? И даже не ради карьеры, а ради одного несущественного сюжета, одной-единственной передачи. Этот сюжет не сделает ее менее эффектной или сенсационной. Я все продумал. Я даже не возражаю против упоминания Мамочкина и всех этих отвратительных афер. Я не отговариваю тебя от похода в полицию, можешь поделиться с ними всеми собранными материалами. Я лишь прошу тебя не выносить в эфир эту часть истории, и все. — Володя говорил тихим убедительным голосом, слова его звучали так мягко, так благоразумно, так взвешенно, что Женька невольно начала согласно кивать. Сперва она это делала, чтобы адвокат поскорее закончил и она смогла возразить ему, а потом потому, что стала принимать его доводы. — Пойми, скоро наша свадьба, я не хочу омрачать ее семейными драмами. Потом мы уедем в свадебное путешествие, и пусть они тут разбираются. Это не твоя работа.

«Зря он сказал про свадьбу. Это было лишним», — холодно, отстраненно подумала девушка и посмотрела Володе в лицо.

— Скажи, а кого ты выберешь, нашу счастливую семейную жизнь или спокойствие родственников? Меня или двоюродного дядю-убийцу? Ты кого выбираешь? — Этот вопрос вдруг так ясно встал перед ней, что Женя даже растерялась. Почему перед выбором ставят ее? Разве она должна выбирать между долгом журналистки, подруги и порядочного человека и благополучием Володиных родственников? Нет. Он просто пытался сыграть на ее чувствах. А каков его выбор? А может, он его уже сделал? Уже принес жертву на алтарь семейного благополучия, решившись на брак с ней? Женя потемневшими глазами смотрела на не спешащего с ответом жениха.

— Я не понимаю сути твоего вопроса, — поймав ее взгляд, ответил он. — Я попросил тебя о небольшой уступке, к чему эти разговоры? Я просто думал, надеялся, что ты достаточно меня любишь, чтобы сделать мне небольшое одолжение. — Он передернул плечами и снова отвернулся.

— А если нет? — решила не отступать Женя.

— Женя, не делай этого, я тебя очень прошу. — Теперь и он смотрел ей прямо в глаза таким же решительным открытым взглядом. — Ты не сможешь доказать вину Петручинского. У тебя нет фактов.

— У меня есть свидетель.

— Женя, ты взрослый человек, давай говорить начистоту, не будет никаких свидетелей. Подумай, чем ты рискуешь.

— Я не стану прикрывать убийцу. Он убил Лену, ты подумал о ее родителях, о сестре, о ее загубленной жизни? А наркоман Воробьев? Или ты считаешь, что, если он наркоман, он не хотел жить? Его можно было раздавить как букашку и не отвечать за это? — горячо проговорила девушка, глядя на Володю и пытаясь понять свои чувства.

— Возможно, убрав Воробьева, кто-то оказал миру большую услугу. Наркоман, знаешь ли, общественно опасное явление, — с едва заметной язвительной усмешкой заметил Володя.

— Как показывает жизнь, иногда добропорядочный семьянин, уверовавший в собственную безнаказанность и вседозволенность и прикрытый погонами от законного возмездия, оказывается гораздо более опасным общественным явлением, чем жалкий наркоман, — возразила Женя. Потом помолчала и добавила тем же холодным, спокойным голосом: — Ну что ж, я так понимаю, что ты свой выбор уже сделал. — Она встала и, прихватив свои вещи, поспешила в ванную, пока слезы разочарования вместе с горечью обиды и болью от предательства не брызнули из ее глаз.

Когда Женя, полностью одетая, с просохшим лицом, твердо держащая себя в руках, вошла в комнату, Володя как раз закончил телефонный разговор. Журналистке хватило одного взгляда, чтобы понять, с кем именно он говорил.

Багаж в эту поездку она не собирала, а потому, подхватив свою сумку, просто вышла за дверь. Адвокат ее не остановил. Идя торопливым шагом к административному корпусу, она все ждала, надеялась, что он одумается, выбежит вслед за ней, остановит, попробует объясниться, попросит прощения, но ничего этого не произошло. Все кончилось. Кончилось раз и навсегда. Навсегда, повторяла себе Женька, словно вдалбливала это слово, выбивала его на своем сердце, как на надгробном камне, убеждая себя: все кончено, умерло и забыто. А сердце болело, ныло, разрывалось на части от разочарования, боли и предательства, полоснувшего по нему ножом.