Юлия Алейникова - Врач без комплексов

— Говорю же, извини, — развел руками Суровцев. — В общем, прижал я этого Гробушкина, а вот до Петручинского добраться бы не удалось, если бы не ты. То, что он на Гробушкина надавил, само по себе ничего не доказывает, вывернуться ему, как нечего делать. А тут вы со Скрябиным. Вовремя ты мне просигнализировала, Петручинский и правда сразу же к Гробушкину помчался, тут мы его горяченького с поличным и взяли. Нервы сдали, что ли? — покачивая головой, удивлялся майор. — Такой опытный, бывалый человек, и прокололся как мальчишка. Видно, здорово ты их напугала! — тут же расплываясь в улыбке, заметил он.

— Ага, аж поджилки затряслись, — криво улыбнулась Женя.

— А ты чего такая понурая? А? — внимательно всмотрелся в нее Суровцев. — Я сперва думал, ты испугалась, что Петручинский соскочит, а ты не из-за него. Женька, ты чего?

— Да… — махнула рукой она и почувствовала, как у нее по щекам заструились слезы.

— Жень, ты это… — засуетился Суровцев. — Захар, выйди-ка отсюда. Жень, — майор обошел свой стол и, придвинув поближе стул, уселся рядышком с девушкой, как-то непривычно ссутулив плечи и печально повесив сизый полицейский нос. — Ты чего, с Володькой поссорилась, да? Из-за Петручинского?

Женька еще горше всхлипнула и покачала головой.

— Да брось, не горюй, помиритесь! Он же первый к тебе и прибежит! Да еще и с букетом! — наигранно бодро, простодушно уговаривал Суровцев.

Журналистка даже попробовала улыбнуться, но не вышло.

— Не прибежит. Все кончено, — сказала она, утирая глаза бумажным платочком. — И так лучше.

— Да? Ну, вот и правильно. Это ему рыдать надо, что такую девушку упустил. И умница, и красавица, а готовит как? — зачастил Суровцев, приводя новые утешительные аргументы. — И потом, у тебя вон сколько поклонников! После каждого эфира толпы возле выхода поджидают, да ты сотню таких, как Скрябин, найдешь и еще и ковыряться будешь!

— Ага, — согласно кивнула Женя. — Пойду я, Петр Леонидович. Спасибо вам, а по поводу этого дела я к вам завтра зайду, надо же решить, как дальше судьба остальных деятелей сложится?

— Конечно, заходи, — закивал Суровцев. — Только с утра я в управлении буду, так что давай после обеда? Слушай, а может, я скажу Захару, чтобы домой тебя проводил? Хороший парень, неженатый, симпатичный, и по службе у него все путем.

— Петр Леонидович, вы что, сводней по совместительству устроились? — укоризненно взглянула на него девушка.

— Ну, да, да. Сглупил, прости, — покладисто пошел на попятную майор. — Иди давай, отдыхай, завтра увидимся.

Генетическая экспертиза все подтвердила. Женя выпустила в эфир очередную взрывную передачу с участием четы Карон и французского консула, придав этим программе международный масштаб, как и обещала Труппу. Скандал также состоялся, когда в присутствии биологических и приемных родителей были предъявлены результаты генетической экспертизы. Помимо четы Карон и Грачевых, Полины Егоровой и Наташи Дудиной в сопровождении Кирюши, на передаче присутствовали еще три пары, ставшие жертвами мошенничества фирмы «Материнство возможно».

За несколько дней до эфира Женя встречалась с матерью Лены Матвеевой и подробно рассказала ей историю гибели дочери. Наталья Владленовна мужественно выслушала Женин рассказ и долго, молча размышляла над чашкой остывшего чая, прежде чем приняла решение.

— Мне бы очень хотелось увидеть внука, наблюдать, как он растет, ласкать его, баловать, но я не хочу беспокоить ту семью. Они приняли ребенка как родного, пусть все так и остается. Для мальчика будет лучше, если он вырастет в полноценной семье, не ведая истории своего рождения, чем с одинокой бабушкой, осознавая, что его мать была убита, его отец его продал и стал виновником смерти матери. Я не хочу возлагать на ребенка такой груз. Он носит чужое имя, чужую фамилию, и пусть все так и остается.

Женя согласно кивнула.

В передаче имя Лены Матвеевой было заменено на вымышленное, дабы сохранить «тайну следствия». Синельников клятвенно пообещал держать язык за зубами. Его привезли на передачу прямо из СИЗО, и он, и его компаньоны всячески старались «помочь» следствию и были готовы на все, дабы облегчить свою участь. Все четверо не были закоренелыми преступниками, а лишь людьми зарвавшимися, потерявшими стыд, совесть и человеческое лицо в погоне за деньгами. А потому жутко трусили, искренне каялись и проклинали тот злополучный день, когда их посетила проклятая идея, как «срубить бабок по-легкому». Впрочем, всем им придется дорого заплатить за свое сребролюбие. По словам Суровцева, даже такому хитроумному адвокату, как Владимир Александрович Скрябин, не удастся скостить им срока. Общественное мнение горожан после Жениной передачи всколыхнулось, обыватели требовали крови, и городские власти накануне очередных выборов были склонны проявить жесткость и принципиальность, сделав процесс публичным, вынести строжайшее решение по делу.

Все это, включая подготовку к эфиру, происходило словно в параллельной с Женькой реальности.

После возвращения из Зеленогорска она пребывала в состоянии заторможенного равнодушия на людях и в непрекращающихся истериках дома. Она без конца перемусоливала последнюю встречу с Володей, день, проведенный на базе отдыха, его циничные рассуждения о свадьбе и «пустяковую просьбу» спасти от расплаты Петручинского. Вспоминала его холодные, равнодушные глаза, которыми он проводил ее на выход. И сладкие грезы о медовом месяце в Париже, и разбившиеся вдребезги мечты о семейной жизни. И каждое из этих воспоминаний причиняло ей острую боль, словно кто-то раз за разом наносил ей тонким лезвием свежие кровоточащие порезы. Женя часами, не шевелясь, лежала на диване, свернувшись под пледом, как маленький больной зверек. Она ничего не ела, страшно осунулась, перестала следить за собой, и стилисты канала перед эфиром с трудом придали ей вид цветущий и здоровый.

Мама, помучившись с ней неделю, испробовав уговоры, валерьянку, требования, шантаж и сладкие обещания и осознав свою беспомощность, вызвала Платона и, предоставив ему выводить Женьку из состояния душевного кризиса, умыла руки.

Платон, добрый, милый, ничего не понимающий и оттого страшно напуганный, хлопотал вокруг девушки, кормил ее вкусностями, кутал в пледы, забавлял старыми анекдотами, дарил всякие приятные пустячки, пытался выводить в люди, чтобы развеять хандру, и ни разу не попытался задать ни одного неудобного вопроса. Он даже отпуск за свой счет оформил по уходу за Женькой. Но и его силы иссякли. Девушке лучше не становилось. Она таяла на глазах, бледнела, худела и словно бы получала от этого тайное внутреннее удовольствие. Поняв, что улучшения в ее состоянии не ожидается, Платон поехал в детский дом и выписал оттуда Валерку на целую неделю, в связи с начинающимися каникулами.