Буало-Нарсежак - Замок спящей красавицы [Волчицы • Дурной глаз • Замок спящей красавицы • Фокусницы]

— Но, дорогая, — сказал я, — положение, в котором мы находимся, не может продолжаться вечно. Ваше присутствие подле меня и так уж слишком противоречит принятым в обществе нормам. Возблагодарим Небо, что эта беда приключилась со мной в маленькой деревушке, где нас никто не знает и мнение ее жителей нас мало волнует. Но ваши родители получат все основания счесть меня подлым соблазнителем, если я в ближайшее время не попрошу у них вашей руки.

— Я совершеннолетняя, — ответила она, — следовательно, вольна располагать собою.

— Но правила приличия…

— Достаточно, если я поставлю их в известность о нашей свадьбе. Сомневаюсь, что с их стороны последуют какие-либо возражения.

— Должен ли я понимать, что вы с ними не очень ладите?

— В самом деле, наши вкусы не всегда совпадают.

Я не стал настаивать не только потому, что не хотел показаться нескромным, но еще и потому, что чувствовал: здесь я вступаю на зыбкую и опасную почву. Я надеялся, что полное доверие, которое должно возникнуть при совместной жизни и под влиянием взаимной нежности, сопровождающей любую страсть, положит конец скрытности Клер. Мы уладили все дела, связанные с нашей свадьбой, и мне не без труда удалось уговорить ее переехать в замок, в котором я дал клятву поселиться. Она поняла, что я всю жизнь буду мучиться жестокими угрызениями совести, если уступлю в этом вопросе, и в конце концов сдалась, но не столько подчинившись моему желанию, сколько устав ему сопротивляться. С этого момента в ее поведении и даже в разговоре произошло неуловимое изменение. Она стала настолько покорной, что однажды я решился задать ей вопрос:

— Мне кажется, что вид замка вызывает у вас какое-то тягостное воспоминание. Но здесь все можно изменить. Скажите, что бы вам хотелось переделать?

Она заверила меня в желании оставить замок таким, каков он есть, в том, что он не вызывает у нее никаких неприятных воспоминаний. Как все девушки ее возраста, она предавалась мечтам, и в силу особенностей натуры некоторые из них были болезненными, но эти времена прошли, она будет чувствовать себя вполне счастливой и спокойной рядом со мной. Она пыталась меня успокоить, но лицо ее все больше бледнело, и самый невнимательный наблюдатель догадался бы, что часть правды она скрывает. По мере того как ко мне возвращались силы, меня все больше тянуло к тому, о чем я сам же запретил себе думать. Оставаясь наедине, я приоткрывал дверь прошлого, словно дверь склепа с мрачными останками. Из этих экскурсий в проклятое царство теней я выходил в глубоком волнении и с убеждением, что Клер — живая загадка. Более того — страшно сказать! — временами я начинал думать, что это чистое создание, само того не ведая, несет в себе какое-то болезнетворное начало, признаки которого я уже начинал замечать. Я старался казаться жизнерадостным, уводил возлюбленную на неспешные прогулки и, желая развлечь ее, рассказывал о жизни в Англии. Однажды вечером она даже воскликнула:

— Вот куда нам следовало уехать! В какой безопасности я чувствовала бы себя там!

— В безопасности от чего, душа моя?

Она склонила голову мне на плечо и ничего не ответила. Приближался день нашей свадьбы, и мы переехали в Мюзийяк. Нотариус, которого я ввел в курс наших планов, любезно согласился приютить у себя и в некотором роде опекать ту, которая через несколько дней станет моей женой. Я хотел подвергнуть себя этому испытанию. Как отнесется деревня к новости? Как ее жители встретят будущую графиню де Мюзийяк? Да будут благословенны наши бретонцы! Они продемонстрировали непревзойденное благородство. Через Меньяна я недорого купил нечто вроде тильбюри [19] Тильбюри — легкий, открытый двухместный экипаж на двух колесах, названный по имени изобретателя. , которое сразу же оказалось мне весьма полезным, позволив быстро добираться из замка до города. Вскоре были закончены работы по благоустройству второго этажа. Все было готово к церемонии. Иногда я на пальцах считал дни, отделявшие нас от этого события, и видел, как Клер прикрывает глаза, но не понимал, от счастья или от страха. На ласки мои она отвечала то с каким-то пылким безумством, то с рассеянной снисходительностью, так что я без конца спрашивал себя, но так и не мог решить, разумно ли я действовал или готовился совершить непоправимую ошибку.

Накануне свадьбы я решил обойти замок снизу доверху. Я поддался какому-то неясному страху, природу которого мне трудно определить. Но я хотел осмотреть все детально, и в частности спуститься в склеп — единственное место, где я еще не побывал. Со смешанным чувством робости и брезгливости я осторожно ступил на скользкие от сырости ступени. Отодвинув плиту алтаря, я со свечой в руках тщетно пытался проникнуть взглядом во мрак, окружавший останки моих предков. Пламя потрескивало в воске, готовое угаснуть в удушливом воздухе. Лестница погружалась в полную тьму, и я в сильнейшем волнении, с бьющимся сердцем спускался, держа в руках замирающий огонек, в жуткую тишину гробницы. Вскоре ноги мои встали на вязкий грунт, и я смутно различил каменные ниши, где до Страшного Суда будут спать Мюзийяки. Я медленно опустил свечу и обратился к мертвым с бессловесной молитвой, когда охваченная трепетом душа полностью полагается на милосердие Всевышнего. Мое душевное смятение осталось у входа в склеп. Человеческое безумие, подобное разбушевавшемуся океану, разбилось у входа в это пристанище, оставив на нем лишь следы пены. А я, путешественник, которого носило в изгнании по воле волн, возвращался наконец к своей пристани, но меня не встречали цветами, как древних мореплавателей после удачного похода. На пути к спасительной гавани, где мне так хотелось укрыться, поджидало меня столько бурь, что я добрался до нее уставшим, постаревшим, несчастным, обессиленным. Я не сумел сдержать нахлынувших слез. И так долго предавался размышлениям, что, когда решил покинуть место скорби, свеча моя уже догорала. Возвращаясь к свету, я заметил на скользких ступенях многочисленные следы и капли воска от свечи, что очень удивило меня. Но затем вспомнил слова барона Эрбо о том, что однажды он спускался в склеп.

Успокоившись, я вернул на место плиту и поклялся потратить часть своих доходов на сооружение нового, более приличествующего моему роду склепа. Затем под суровыми взглядами благородных моих предков прошел по залам замка. Из потускневших золотых рам смотрели они на меня, кто опустив руку на эфес шпаги, а кто держал под уздцы горячего скакуна. Двое слуг, которых я накануне поселил в дальнем крыле замка, украсили наши залитые солнцем комнаты цветами. Дом, где я должен был принять Клер, несмотря на некоторую аскетичность, отнюдь не казался грустным, и я дал себе слово сделать его еще более веселым и привлекательным.