Буало-Нарсежак - Замок спящей красавицы [Волчицы • Дурной глаз • Замок спящей красавицы • Фокусницы]

— Моя детская, — прошептал я.

— Мы отремонтировали ее, — сказала Клер.

Я долго рассматривал узкую железную кровать под белым пологом, распятие и сухую ветвь священного самшита, секретер, крышку которого я откидывал, когда занимался, и в углу, у окна, выходившего на земляной вал, скромный столик с тазиком и кувшином для умывания. Из этой непритязательной комнаты меня безжалостно отправили в изгнание, и теперь я возвращался сюда, чтобы пережить новое, еще более суровое испытание. Как бы мне хотелось, чтобы нежные излияния и ласковые откровения придали моему сердцу немного больше твердости и в то же время надежды! Но имел ли я право признаваться этой невинной девушке в терзавших меня чувствах? Мог ли я заставить ее разделить мою тревогу? И главное, как рассказать ей обо всем мною увиденном, что, я уверен, произошло наяву? Я сам себе напоминал рыцаря из старинной легенды, околдованного любовью феи, и меня бы, наверное, ничуть не удивило, если бы моя возлюбленная вдруг обернулась райской птицей или единорогом.

Я не без труда отбросил нелепые мысли и увлек Клер на смотровую площадку, откуда открывался вид на парк с его благородными деревьями, пруд, сад и развалины часовни.

— О, — вздохнул я, — я мечтал об иной судьбе! Насколько прежде я желал, чтобы это поместье было возвращено мне, настолько сегодня мне безразлично, поселюсь ли я в нем, если мы заключим договор с вашими родителями. Да что я говорю! Я подпишу его с крайней неохотой.

— Почему? — спросила Клер. — Разве…

Я осмелился прервать ее жестом и прошептал:

— Мне будет слишком больно, если я в одиночестве стану бродить по этим аллеям, где так часто гуляли вы. Все здесь, подумайте об этом, будет напоминать о вас. Лепестки цветов, плывущие по пруду, — вы оборвали их свой рукой; камни, на которые вы смотрели каждый день. Прикасаясь к спинету, я буду вспоминать музыку, которая вам нравилась… Ваша тень останется в замке, а я стану ее заложником.

Она приложила к моим губам надушенную ручку:

— Ни слова!

Грудь ее вздымалась от волнения, щеки стали бледнее цветов камелии. Я нежно отстранил ее пальцы, покрыв их поцелуями.

— Клер. Клер… Выслушайте меня! Это необходимо. Речь, возможно, идет о вашей и моей жизни. Я не смогу жить без вас…

— Прошу вас, господин граф… Оставьте меня!

Я и не подумал отпустить свою добычу и, в то время как слезы застилали ее прекрасные глаза, рассказал ей о своем детстве, о своей жизни в изгнании и о своей безнадежней любви. Она уже не пыталась оттолкнуть меня, и я, теряя остатки хладнокровия, упал перед ней на колени и предложил имя, состояние и замок, который некогда поклялся отнять у нее.

— Нет… — простонала она. — Нет! Это невозможно!

— Вы не любите меня?

Она провела рукой по моим волосам.

— Разве я это сказала?

Я вскочил на ноги и прижал ее к груди.

— Значит, вы любите меня? Я знал это! Я это вижу! Вы меня любите, Клер! Вы моя!

— Я не буду принадлежать никогда и никому. Это запрещено мне…

— Вашими родителями?

— О нет! Родители предоставляют мне полную свободу.

Я вдруг вспомнил ее таинственные слова, намеки на враждебность окружающих вещей и на страхи барона.

— Клер, — продолжал настаивать я, — в вашей жизни есть какая-то тайна. Доверьтесь мне. Я смогу помочь вам.

— Увы! — произнесла она. — Тайна эта принадлежит не мне.

— Нет такой тайны, даже самой ужасной, которую я не мог бы с вами разделить. Вы боитесь врага?

— Против этого врага вы бессильны.

— Где он прячется? В замке?

Она поднесла руки к груди и растерянно осмотрелась.

— Он прячется во мне… О, как я иногда хочу умереть! Как Мерлен, как ле Дерф! Порою мне кажется, что желание мое должно исполниться, что я познаю умиротворение, покой, а затем…

— Клер, дорогая, успокойтесь! Ваше душевное состояние внушает опасение. Но со мною вы в безопасности… Позже вы объясните…

Обняв за плечи, я повел девушку вдоль крепостного вала замка. В ветвях деревьев играл ветер. Ящерицы с быстротой молнии пробегали по нагретым солнцем камням. Божественная радость наполнила меня.

— Вы, как и я, жертва одиночества, — шептал я ей на ухо. — Эти густые кроны, заросшие пруды, дикие растения, опутавшие парк словно лианы и превратившие его в заброшенный угол, — вот что привело вас в мрачное и подавленное настроение. Но я намерен преобразить Мюзийяк. Вырублю деревья, осушу пруд, и на месте камыша и тростника расцветут розы и лилии. Сам же замок…

Она покачала головой:

— Прошу вас! Не усугубляйте мое горе… А! Вот и отец.

Из-за башни в самом деле раздался голос барона. Я отошел на несколько шагов.

— Я никогда не покину вас, что бы ни случилось! — торжественно произнес я.

Появился барон, за ним следовали его супруга и нотариус, удовлетворенно потиравший руки.

— Сделка состоялась, — обратился ко мне барон. — Вы должны быть довольны господин граф, у вас очень надежный союзник в лице господина Меньяна.

Я смотрел на его перевязанный палец, и слова эти странно отзывались в моем сознании.

— Очень рад, — пробормотал я. — Лично я мало что смыслю в подобных сделках…

— Теперь остается только подписать бумаги — вмешался нотариус. — Я уже все подготовил.

— Хорошо, — произнес барон. — Пойдемте вниз… Не желаете ли осмотреть что-нибудь еще, господин граф?

Я помедлил, боясь показаться смешным.

— Да, — сказал я наконец. — Да… Мне хотелось бы посмотреть склеп в часовне.

— Склеп? — переспросил барон.

Внезапно он остановился и кровь отхлынула от его полного лица; жена его облокотилась на выступ стены и стала такого же серого цвета, что и камень, поддерживающий ее. Клер опустила глаза, и, несмотря на яркое солнце, все трое стали похожи на застывшие изваяния, подтачиваемые изнутри невидимым и смертельным недугом.

— Впрочем, это не к спеху, — торопливо добавил я.

Барон слабым голосом повторил:

— Не к спеху…

Затем взял меня за руку и увлек в обратном направлении.

— Лучше всего, — сказал он, — оставить мертвых в покое!

— Разве вам никогда не приходила в голову мысль спуститься в склеп? — спросил я.

— Я спускался… однажды.

— Ну и?..

— Ну и у меня нет ни малейшего желания сделать это еще раз!

— Он… в очень плохом состоянии?

— Отнюдь. Но поверьте, господин граф, не дело хоронить умерших столь близко от живых!

Воцарилось молчание, едва нарушаемое свистом ветра. Меня вновь охватило чувство тревоги, пронзившей меня в начале визита. Я подумал, что у барона, возможно, были вполне основательные причины принять предложение нотариуса. Почему этот человек, никогда прежде не помышлявший о продаже замка, так быстро согласился? Клер вчера сказала мне: родители боятся. Взгляд мой то и дело обращался к забинтованному пальцу, который всего несколько часов назад я так глубоко поранил. Нет, страхом ничего нельзя объяснить: тайна Эрбо, вероятно, намного ужасней.