Николай Карпов - Малайский крис

— Что вам весна? — смеется Магда.

— Не смейтесь, — говорит банкир, закуривая сигару, — с приходом весны мои акции у вас идут на повышение. Я знаю, скоро вас потянет на юг, под лазурное небо. И я буду вашим спутником.

— А если не потянет?

Банкир не отвечает. Он задумчиво ходит из угла в угол и двигается за ним тонкая струйка синего благовонного дыма.

— Если бы я не был банкиром, я был бы путешественником. Всю свою молодость я шатался по белому свету. Я знаю, где рай земной, и этот рай будет вашим, Магда. Я покажу вам все, что есть в мире прекрасного. Я найду такое солнце, под которым растает ваше ледяное сердце. В Индии у одного магараджи, моего друга, есть дворец под Бенаресом. Вы будете в нем хозяйкой и если не станете моей там , то, значит, нигде и никогда…

— Ах, не искушайте напрасно, — улыбается Магда. — И, кроме того, я боюсь за ваших клиентов, — банк всегда в опасности, когда его директор становится поэтом.

— Не бойтесь, Магда! — отвечает банкир и бледным огоньком вспыхивают усталые глаза. — Вы — редкая жемчужина и у меня хватит золота для ее оправы. Такой красоте, как ваша, тесен этот город, ей нужен весь мир. Я повезу вас на берег Средиземного моря и волны его будут ласкать новую Фрину. Я дам вам высшее женское счастье всеобщего восхищения. Я покажу вам кровь на арене цирка и покажу вам золото на столах рулетки. И вы будете играть. Вы будете проигрывать мои деньги и полной чашей пить сладкую страсть игры, невыразимую прелесть азарта… Я покажу вам ангелов Рафаэля и химеры Notre Dame de Paris… Я сведу вас в Лувр и в грязный кабак на глухой улице Уайт-Чэпля. Я покажу вам жизнь, Магда. И вы будете моей. И когда мы вернемся сюда, я построю дом, в котором будет все прекрасное, что только вы заметите и найдете в целом мире. Я построю храм, достойный вас, и вы будете в нем богиней милосердия… Да, богиней милосердия. Каждое утро к вам будут приходить десятки и сотни обездоленных людей и вы будете их спасеньем, их добрым ангелом… Лично я не нахожу в этом никакого вкуса, но у вас другое сердце и все это наполнит вашу жизнь. И ваше имя, Магда, будет на всех устах…

Банкир умолкает и смотрит на часы.

— Я не ревнив, Магда, — добавляет он, застегивая перчатку. — И когда все будут у ваших ног, я не стану мешать свободному выбору вашего сердца.

Погасла сигара и погасли холодные глаза банкира.

— До свиданья, Магда, — говорит он, пожимая ее слегка похолодевшие пальцы. — Я умею ждать, а вы подумайте… А пока вот, возьмите маленький задаток.

И темный кожаный футляр ложится на колени Магды.

Банкир уходит.

Хлопает внизу дверь подъезда, рявкает гудок автомобиля, а Магда все еще сидит неподвижная и задумчивая, но уже играет улыбка в уголке рта и под стрелами ресниц и открывает Магда кожаный футляр.

На фиолетовом бархате тихо дремлют искристые зерна. Погасающий день не разбудит их уснувших молний. Но встает Магда и зажигает ночные огни. И живет ожерелье, трепещут алмазы и огненной струйкой бегут между тонкими пальцами.

Магда зовет к себе Рэджи и одевает алмазную нитку на его толстую, крепкую шею. И молча сидит перед ней равнодушный и дремлющий Рэджи, но она тормошит его и пляшет радуга вокруг страшной головы и весело хохочет Магда.

Когда на улицах зажигают фонари, перед домом Магды, на красивой танцующей лошади, медленно двигается конный городовой, а немного дальше на углу останавливается его двойник, неподвижный, как изваяние из темной бронзы.

И не спеша, посматривая по сторонам, прогуливаются вечерние прохожие, рослые, плечистые, с лихо закрученными усами.

С медной, ярко начищенной бляхой на широкой груди стоит у ворот старший дворник и в трепетном ожидании, словно прилипнув к парадной двери, замирает швейцар.

Но вот у подъезда останавливается скромная карета и из нее выходит крепкий, высокий старик.

Бережно, точно хрустальную люстру, вешает швейцар генеральское пальто и долго смотрит вослед старику и кажется жизнь ему сказкой.

А Магда на верху, в своем будуаре, мельком оглядывает себя в широкое зеркало и медленно идет навстречу всесильному гостю.

— Bonjour! — говорит генерал. Не спеша, одну за другой, целует руки Магды и зорко смотрит в лицо.

— Вы сегодня бледны, моя радость. Вы совсем не выезжаете, затворница.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю все… — слегка морщится генерал и опускается в широкое кресло.

— Я знаю всех, кто бывает у вас.

Мгновенный, неуловимый луч испуга промелькнул в бархатных глазах Магды, но она уже улыбается.

— Кто ж эти все?

— Пока только двое, поэзия и биржа, — отвечает генерал. Ироническая улыбка кривит сухие тонкие губы. — Я не жаден, пусть их любуются вашей красотой.

Магда уже весело смеется.

— Ох, mon general, как вы великодушны… Но… мне уже начинает надоедать ваше отеческое всевидящее око… Я уже подумываю уехать.

— Милая Магда, я сумею удержать вас.

Генерал встает и задумчиво ходит по комнате.

— Вы забыли наш уговор? Я просил у вас полгода ожидания. Только полгода, а затем…

Теперь встает и Магда. Высоко вздымается грудь ее и сходятся темные дуги бровей.

— А если я уже не хочу? Слышите? Не хочу ничего того, что будет затем!..

Генерал пожимает плечами и продолжает свою прогулку.

— Вы больны, Магда. Весна портит ваши нервы. А, впрочем… Как вам угодно. Каждую минуту вы можете нарушить наше условие…

— И вы, конечно, будете мстить?

— О, нет. Я только умою руки.

Тихо в комнате. Магда снова опускается на свой диванчик и сидит, задумчивая и безмолвная. Все еще сдвинуты брови, но уже гаснет гневная вспышка и ровнее дышит высокая грудь.

И в тишине неожиданно мягко звучит старческий голос:

— Вспомните, милая Магда, сколько раз я исполнял прихоти вашего доброго сердца. Вы никогда и ничего не просили для себя, но всегда для них… И я был верным слугой ваших желаний. Я делал все, что было в пределах моей власти и моей солдатской присяги. Я много сделал, Магда, и, кто знает?.. Еще не зашла моя звезда…

Умолкает генерал. Садится рядом с Магдой и берет ее руку в свои жесткие сухие ладони.

— Черствым, стариком без сердца, — зовут меня люди. Но вы, моя Магда, умница Магда, вы знаете — à la guerre, comme à la guerre… [3] … а la guerre, comme а la guerre — на войне как на войне ( фр .). Люди… Ох!..

Долго и желчно смеется старик.

— Высоко дерево человеческой подлости, Магда. Снизу-то его и взглядом не окинешь, а вот как взберешься по нашей лестнице, так и встанет оно перед тобой во всей своей красе. Люди… Они знают каждый шаг моего пути, каждое слово мое им известно и сосчитаны все ордена… А знал ли я когда-нибудь личное счастье?.. Знал ли я… Впрочем, зачем это?

Генерал встает и снова ходит из угла в угол, но уже, как искры под пеплом, вспыхивают под густыми бровями маленькие серые глаза.