Николай Карпов - Малайский крис

— 700 фунтов стерлингов с лишним, — небрежно произнес он, пряча пояс во внутренний карман своей охотничьей куртки. — Скажите, теперь вам, вероятно, ясен смысл моего маленького опыта?

Я собирался ему ответить, но гнев и боль лишили меня возможности говорить.

— Я искренне сожалею, что пришлось это сделать, — вежливо прибавил мошенник, — чистосердечно сожалею, но, как вы знаете, для нужды закон не писан. Как это ни странно, но мысль эта пришла мне в голову как раз перед отъездом из Гонконга. Будучи новичком в таких делах, я даже сомневался в успехе, но сам дьявол, вероятно, взялся помочь мне и прислал нас сюда. Самое подходящее место для таких штук, не правда ли? Тем не менее, меня очень огорчает необходимость лишить нас всех этих денег — потому что, право, вы мне нравитесь.

— Должен сказать, что у вас довольно странный способ выражать свои симпатии, — прошептал я, делая безумное, но напрасное усилие, чтобы освободиться. — Пустите меня, негодяй, или…

— Вы были премилым спутником (не старайтесь вырваться, мой дорогой, это совершенно напрасно), и я всегда сохраню самое приятное воспоминание о нашем совместном путешествии, — говорил барон. — По возвращении в Европу вы увидите, что за исключением этой маленькой проделки, я вас ни в чем не обманул. Весь Берлин подтвердит вам, что 1 ½ года тому назад Карл фон Блитцен был самым популярным человеком в полку и его принимали в лучшем обществе. Затем, в один прекрасный день, после маленькой «неудачи» в картах, — «небольшая ошибка» относительно подписи друга, — обычное течение его жизни внезапно изменилось, и Блитцен делается гораздо популярнее в полиции, чем у принцев. Как много забавного на белом свете! Вы, может быть, заметили, на какой дружеской ноге я был с офицерами нашего флагманского корабля? Может быть, на мое счастье, эти офицеры, прослужив три года в Китае, ничего не слыхали обо мне? Да и скандальные истории в Германии не распространяются чересчур быстро.

— Скандальная история — слишком мягкое название для грабежа, — заметил я саркастически.

— Мой дорогой Сабуров, — возразил немец. — Я не вижу ни малейшей необходимости затрагивать личностей. Я выиграл игру и хочу быть великодушным. Возвращаю вам 200 фунтов стерлингов, чтобы вы окончательно не сели на мель, но делаю я это только при одном условии: дайте мне честное слово не посылать по моим пятам полицию, по крайней мере, с неделю. Если вы мне откажете в этом, то я оставлю себе эти 200 фунтов стерлингов, застрелю нас этим ружьем, которое стоит тут в углу и возвращусь в Гонконг с печальным, но подробным отчетом о вашем самоубийстве.

Когда барон кончил, в уме моем боролись два чувства: дикое, безумное желание показать ему, что я не боюсь его, и страх перед ужасной смертью. Сначала я возмутился против его подлого предложения, но через несколько минут в безмолвном отчаянии склонил голову в знак согласия. Тогда этот негодяй, улыбаясь, простился со мной и исчез за дверью, оставив меня в самом беспомощном положении.

Я выждал, пока его шаги совершенно утихли; я начал так сильно кричать, что, кажется, мог разбудить даже мертвого; но не разбудил нашего полоумного управляющего, крепко спавшего в несколько ярдах от нас.

Прошло, может быть, не более четверти часа, когда на пороге появилась человеческая фигура, вид которой несказанно обрадовал меня. Однако, вглядевшись, я узнал, что это был фон Блитцен, который вернулся и, к моему изумлению, стоял в дверях, заливаясь неудержимым смехом.

— Сознайтесь, Сабуров, что это было ловко обделано! — закричал он, покатываясь от смеха. — Но только, пожалуйста, не выходите из себя, — прибавил он, подходя ко мне. — Я проделал это исключительно для вашей же пользы.

Поток проклятий посыпался по адресу моего избавителя в ту минуту, как ужасная рубашка со звоном упала на пол.

— Я уверен, мой друг, — продолжал немец более серьезным тоном, — что вы теперь будете знать, насколько благоразумнее путешествовать с чеками, чем с наличными деньгами.

Что мог я ответить на это? В конце концов, я дешево заплатил за урок, но, будучи большим противником такого рода шуток, я еще 24 часа спустя способен был бы наслаждаться мучениями барона в руках китайского палача…

К шести утра все обезумели…

В облаке табачного дыма и копоти керосиновых ламп странными призраками рисовались фигуры игроков.

Вейс сидел в самом конце стола и с треском разрывал новые колоды карт. Тени бледного рассвета и дрожащие тени ламп переползали по залитому вином столу.

Десяток полубезумных людей хриплыми, надорванными голосами выкрикивали цифры и вышвыривали на стол золотые монеты.

Цветные, шелестящие, всех стран и наций бумажки падали на стол и неизменно притекали в концу стола, в руки Вейса.

Игра велась вторые сутки, и неизменным банкометом был Вейс.

Он опьянел от золота, этот высокий, худой немец.

Два дня назад он был жалким, голодным бродягой и ничем не отличался от десятков тысяч других жаждущих золота рабочих на приисках. В четверг началась игра, и Вейс, голодный и полубольной, вошел в большую палату игроков.

С той минуты, когда он бросил на стол свой последний заработанный на приисках доллар, прошло тридцать часов.

Вейс но ел два дня.

Как-то инстинктивно он хватался за бутылку, припадал к горлышку и бросал… Золото, везде золото… Оно было свалено в кожаные мешки, в грязные тряпицы, в широкую шляпу.

Двадцать пар глаз следили за каждым движением Вейса.

Тут было только счастье. Слепое, безумное счастье. Оно пришло сразу, с первой ставки, и больше не расставалось с ним.

Каждый раз дрожащие руки сметали в мешок труду золота и каждый раз на этом же месте вырастала новая груда монет и билетов.

Иногда тот или другой из толпы игроков, шатаясь, выходил из-за стола, обшаривая складки рваных лохмотьев. Потом он уходил из палатки, бросался на траву и лежал неподвижно.

А там, в палатке, уже проигрывались золотоносные участки.

Клочки бумаги с безграмотными подписями переходили в руки Вейса.

И в этих измятых клочках бумаги он видел золото, золото, спящее под землей и ждущее его — властелина. Высокий черноволосый мексиканец вынул из-за пояса пачку билетов, бросил на стол и проиграл.

На миг все притихли.

Уже шесть часов длился этот упорный поединок между мексиканцем и Вейсом. Методически и с деланным спокойствием мексиканец доставал золото и билеты, бросал их на стол, и так же спокойно метал карты Вейс и придвигал золото к себе.

Два раза хромой негр приносил мексиканцу деньги в желтом кожаном мешке. Тот, не глядя, бросал золото на стол. Негр ушел и больше не возвращался.