Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Это я! Михаил! Охранник!

Наталья все еще визжала, и ему пришлось повторить свои слова. Она затихла, открыла глаза, но смотрела с ужасом. Взгляд был безумный. Ее трясло.

— Что случилось? — спросил Михаил.

— Тропарев!!! — только и смогла сказать она.

— Где?

— Там! За дверью! Он меня позвал!

— Это я тебя позвал! Я! Нет там никакого Тропарева!

Но она все еще не верила, кажется. И никак не могла успокоиться.

— Тебе показалось, — сказал Михаил. — Психанула, бывает. Мы здесь все сойдем с ума.

Повел взглядом вокруг.

— А где Люда? — спросил, насторожившись.

— Ее нет, — сказала Наталья шепотом.

Ее глаза расширились. До повторного приступа истерики ей оставалось всего ничего.

— Когда ты видела ее в последний раз?

— Вечером, — сказала Наталья.

— Где?

— В гостиной.

— Здесь, на втором этаже?

— Да. Я ей пожелала спокойной ночи. Она пошла сюда, а я пошла к тебе.

— Черт! Получается, что это ее я мог подстрелить!

Только теперь Наталья вспомнила о том, с чего все началось.

— Ты ее догнал? — спросила она.

— Нет.

— Но ты видел, кто это?

— Нет. Только следы.

Михаил поднялся, щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту. Эта темнота казалась вязкой, и было трудно дышать.

— Зачем ты выключил свет? — запаниковала Наталья.

— Могут увидеть, — коротко ответил Михаил.

Когда глаза Натальи немного свыклись с темнотой, она смогла разглядеть силуэт Михаила в едва угадываемом проеме окна. Михаил с высоты второго этажа смотрел на близкий лес, где он потерял подстреленного им беглеца.

— Я думал, что догоню, — сказал он. — Следы на снегу — как ни убегай, не спрячешься. Сначала даже кровь была, капли крови. Потом пропали.

— Почему?

— Зажал рану. Или она зажала, если это Люда. Но я не верю, что она!

— Почему? — снова спросила Наталья.

— Ей незачем было бродить вокруг дома. Какой смысл? И потом — у нее бы просто не хватило сил. Она бы увязла в глубоком снегу и просто не добежала бы до дороги.

— Значит, мужчина? — спросила Наталья, похолодев.

— Это не может быть Тропарев! — сердито сказал Михаил, догадавшись о том, что к Наталье вернулись ее страхи. — Это кто угодно другой может быть! Хоть даже Микси!

— Надо проверить! — вскинулась Наталья.

Если проверить… И окажется, что это был Микси… Тогда все станет понятным и совсем не страшным…

— Это был не Микси, — с досадой сказал Михаил.

— Ты уверен? — продолжала хвататься за соломинку Наталья.

— Я был у них. Я сразу подумал, что это он. Тут рядом больше нет никого, только Микси и его мать. Кругом лес. Следы довели до дороги, а там уже ничего не поймешь, там ведь не снег, там накатанная наледь. Следов нет, но за дорогой в лесу — их дом. И я подумал, что он побежал туда. Я пришел к ним, поставил весь дом на уши. А они, оказывается, спали. И Микси, и его мать.

— Куда же в таком случае делся тот, кто убегал? Уехал на машине?

Михаил не ответил.

— Миша! — шепотом позвала Наталья. — Ты почему молчишь?

— Он не мог уехать на машине. Потому что я не слышал звука мотора. Он остался где-то близко. Просто я его не увидел.

Вот почему он погасил свет. Он тоже боялся.

— Может быть, позвонить в полицию? — неуверенно сказала Наталья.

— Ты сошла с ума? — глухим голосом осведомился Михаил. — В стеклах — пулевые отверстия, на снегу — кровь. А у меня — незаконно ввезенный пистолет. Здесь Финляндия, здесь шеф меня не отмажет, здесь нам всем отмерят на полную катушку.

— Я боюсь, Миш, — сказала Наталья беспомощно. — Я боюсь, что мы просто не переживем эту ночь. Или нас убьют, или мы просто сойдем с ума. Я даже не боюсь полиции. Полиция — это же совсем не страшно.

— Хорошо, — с неожиданной мягкостью в голосе произнес Михаил, — где твой мобильник?

Михаил приблизился, нащупал в темноте протянутый ему мобильник, забрал, и после этого мягкость из его голоса испарилась.

— Не дури! — сказал он. — Никакой полиции!

Только теперь Наталья поняла, что он отнял ее телефон, чтобы она не смогла никуда позвонить.

— Ты! — озлобилась она. — Что ты вытворяешь! Я скажу Калмыкову…

— А его еще дождаться надо, — с напускным спокойствием ответил Михаил, и Наталья захлебнулась, не найдя, что сказать.

Она этого ледяного спокойствия испугалась даже больше, чем если бы Михаил на нее накричал.

— Что же делать? — пробормотала она, едва не плача.

— Не бойся ничего, — сказал Михаил. — Главное, делай все, что я скажу. Не подходи к окнам. Не зажигай свет. И никогда не оставайся одна. Сейчас я приведу сюда мальчишку…

Только сейчас Наталья вспомнила о Дыр-Быр-Тыре.

— О, господи! — сказала она горько. — Я так испугалась, что забыла про все!

— Он заперся в комнате и не захотел мне открывать. Наверное, его напугали выстрелы.

— Я его уговорю! — с готовностью вскинулась Наталья.

Но Михаил ее остановил.

— Останься здесь, — попросил он. — Я сам. Я быстро. Не бойся ничего.

Наталья слышала, как он в темноте вышел из комнаты, как спустился осторожно по лестнице, и как стучал в комнату к Дыр-Быр-Тыру и невнятно что-то бормотал. Наверное, уговаривал перепуганного мальчишку открыть ему дверь.

Потом они поднимались наверх по-прежнему в полной темноте, на лестнице было очень шумно от шагов, Наталья не сразу поняла, что людей на лестнице больше, чем двое, и о присутствии еще кого-то, кроме Михаила и Дыр-Быр-Тыра, догадалась, только когда шаги уже были в комнате. Еще не смея поверить, она позвала:

— Люда?!

И Люда отозвалась.

— Я была у Дыр-Быр-Тыра, — сказала она. — Тут какой-то шум. Я подумала, что он испугается, и пошла к нему. Что тут было?

Ей никто не ответил.

Калмыков и его спутники на двух машинах приехали в деревню, проехали по пустынной улице, миновали подворье сгоревшего тропаревского дома, на краю деревни не остановились, а пробились по снегу к самому дому Кривули.

Дом казался безжизненным. Ведущая к крыльцу тропинка занесена снегом. Никаких следов. Тут давно уже никто не ходил, похоже.

Калмыков вышел из машины. Его спутники хотели последовать за ним, но Калмыков взял с собой только одного из них, велев остальным оставаться в машинах. Он первым поднялся на крыльцо, толкнул входную дверь, оказавшуюся незапертой, прошел в комнату, где было темно, как всегда, и где воздух был напитан зловонием. Спутник Калмыкова нащупал на стене выключатель, щелкнул раз, другой. Безуспешно. Сквозь грязные стекла окон почти не проникал дневной свет.

— Выставь-ка окна! — распорядился Калмыков. — Заодно проветрим эту берлогу.

Он дышал через носовой платок, который прижимал к лицу. Парень прошелся вдоль окон, выбивая их одно за другим ударами ноги, и когда не осталось ни одной оконной рамы, и комната наполнилась морозным воздухом, в ней вдруг стало светло, и можно было рассмотреть захламленное старушечье жилище и саму старуху, которая лежала на кровати, разглядывая бесцеремонных гостей своим единственным глазом.