Николай Блинов - Анастасiя

— Спроси лучше у Лёхи. Это его ноу-хау. Я больше софтом занимался, строил самообучающиеся проги, программы то есть — стал оправдываться Матвей. — Леха все бормотал о приспособляемости нейрона…

— Где же я его спрошу? — удивился я.

— Выйдет из Склифа, ты и спроси, — объяснил Матвей.

— Ладно, спрошу. Давай дальше, — сказал я.

— А дальше просто. Ты ложишься на эту доску и тебя вдвигают в канал, где находятся матрицы СКВИДов и антенные решетки. Компьютерные программы формируют с их помощью рецептивные магнитные поля, в твоем мозгу появляются картины виртуальной действительности. И ты начинаешь действовать в соответствии с обстоятельствами. Ну, якобы действовать. Якобы в обстоятельствах. В виртуальном пространстве. При этом не перестаешь лежать на ложе прибора. В свою очередь твои рецептивные поля воспринимаются этими же СКВИДами и дополняют программу. Проги наши самообучаются.

— Но, чтобы сформировать, нужно сначала их знать, эти картины. Нужно владеть историческими деталями…

— А почему ты думаешь, что мы ими не владеем? Я на это в МГУ два года жизни потратил. На эпоху Ивана Грозного… Самый изученный, между прочим, период русской истории, хоть и самый до сих пор не понятый?

— Ну, изучил ты историю… Дальше— то что? — все никак не мог я взять в толк.

— А дальше, как в кино. Только без артистов и декораций. Сначала я сам туда влезаю, включаю запись и трансформирую свои представления в компьютер. Записываю эмоции от некоего исторического события, как режиссер записывает сцены с артистами на съемочной площадке.

— В «Крестоносце» играют разные персонажи: рыцари, янычары, епископы.

— Ну и у нас так же… — согласился Матвей. — В этом-то и состоит занимательность игры.

— Так вам пришлось, как артистам, и разные роли играть? — спросил я.

— Ну и пришлось. Какую роль мне, какую Лехе. Что такого? Не самая неразрешимая проблема в этом деле, — обиделся Матвей. — Деньги на аппаратное обеспечение — на hard ware — это была проблема. Потрачено немеренно. В расчете на будущие прибыли. Вон на полках литература стоит… Четыре года ушло на все, про все. Трудней всего машину было состряпать. Если бы не Лехины макеты из Ивандеевки, вообще бы ничего не вышло. Да и прибылей пока нет. Реклама нужна.

Кое-что я, наконец, начал понимать во всей этой абракадабре.

Матвей все нажимал клавиши компьютера.

— Слушай, — сказал Матвей, — надо бы, это, типа, выяснить, что там случилось с Лехой Васильевым, там, в прошлом? Ведь, если его прихватило, значит, может шарахнуть и еще кого-нибудь. Это надо исключить…

— А что, разве нельзя? Наверное, в файлах что-то сохранилось? — спросил я.

— Да вот, не больно-то. Понимаешь, когда все вырубилось из-за короткого замыкания, Лехина программа игры гавкнулась. Мы даже не узнаем, каких героев он выбирал, — объяснил Матвей. — Ничего не осталось…

— Так что делать?

— Сплавать туда и посмотреть, может быть, там следы какие-то остались… — предложил он.

— Например, найти надпись на заборе: «Здесь был Леша».

— Типа того,… Ну так, что, по коням? — спросил он.

Я не поверил:

— А что, неужели можно?

Он кивнул.

— Вот только еще раз проверю, не разрушилось ли что после короткого замыкания. И пойдем. Ты пока литературку поштудируй. Пригодится. Там закладки вложены. Мне полчаса понадобится.

На стеллажах вдоль стены операционной громоздились десятки толстых томов в твердых обложках и сотни тонких в мягких.

Матвей уселся за компьютерный стол, а я подошел к стеллажам. Здесь было все, по крайней мере, все, что мне было известно: истории Карамзина, Соловьева, Льва Гумилева, лекции Ключевского, книги Платонова, Скрынникова, работы немца Кампенгаузена, русские летописи, сборники былин, сказаний и всякое другое. Все прочитать и четырех лет не хватит. Я открыл наугад из Н. М. Карамзина, где заложена была закладка.

«Не знаем всех обстоятельств, знаем только, кто и как погиб в сию пятую эпоху убийств. Шурин Иоаннов князь Михайло Темгрюкович, суровый азиатец, то знатнейший воевода, то гнуснейший палач — вдруг, сраженный опалою, был посажен на кол.

Вельможу Ивана Петровича Яковлева, брата его, Василия и воеводу Замятню Сабурова засекли, а боярина Салтыкова постригли в монахи Троицкой обители и там умертвили. Иоанн отравил одного из своих любимцев Григория Грязного, князя Гвоздева-Ростовского и многих других…»

Неплохо!

Я взял другой том. Из В. О. Ключевского:

«Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду, в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель всей династии.

Успешно начатые внешние предприятия и внутренние реформы расстроились, были брошены недоконченными по вине неосторожно обостренной внутренней вражды…»

У С. М. Соловьева было:

«…Более чем странно смешение исторического объяснения явлений с нравственным их оправданием… Можно ли оправдать человека нравственной слабостью, неумением устоять против искушений, неумением совладать с порочными наклонностями своей природы?

Бесспорно, что в Иоанне гнездилась страшная болезнь, но зачем же было позволять ей развиваться? Мы видим в нем сознание своего падения.

„Я знаю, что я зол“, — говорил он…»

«Ничего себе, времечко, — подумал я. — Немудрено, что Леху там прихватило!» Но, странное дело, желание мое туда отправиться не стало меньше.

— Ну, слава Богу, все поправил, — сказал Матвей, поворачиваясь вместе с креслом.

— И что, уже можно попробовать? — спросил я на всякий случай. Любопытство меня уже разбирало. Стрелу времени прямо при мне поворачивали в обратную сторону.

— Легко, — сказал Матвей. — Вот только уровень сигнала надо уменьшить на всякий случай. Мы вместе пойдем. Выбирай себе героя: монах Досифей, из иосифлян, проповедник, лекарь Алоиз Фрязин, из Милана на царской службе, папский легат Антонио Поссевино, католический священник, посланник римского папы при Московском дворе, отшельник заволжский, старец Зосима, неистовый «нестяжатель» и знаменитый Московский юродивый Геннадий Костромской. Все это исторические персонажи, допущенные к царскому двору.

— Геннадий Костромской, — сказал я. — Юродивый. Он мне как-то по духу ближе будет.

— Ну а я тогда монах Досифей, иосифлянин. Давай, я первый пойду. А ты за мной. Вот вторая система, рядом с первой.

Интересно, какого героя выбрал Леха, наш вечный д′Артаньян, когда бросился в бой? А я почти не сомневался, что он бросился. Я спросил:

— А переодеваться нужно? Как в гримерной?

Матвей ответил:

— Хочешь переодевайся, но это не обязательно. Будешь виртуально переодет. Это мы только вначале считали, что грим и переодевание обязательны. А потом поняли, мозг сам достраивает недостающие детали, уж не знаю как.