Марина Крамер - Силиконовая надежда

Старая история со статьей и разработкой являлась только лишним подтверждением. Как я вообще пережила тогда его первое предательство – даже сейчас не понимаю.

Это случилось сразу после того, как Павел, пройдя курс реабилитации, на котором я настояла, вернулся к работе. Но оперировать самостоятельно он пока боялся, о чем знала только я. И он придумал выход – брал на все свои операции ассистентом только меня. Он доверял мне самой оперировать, маскируя это под процесс обучения. В первый раз я отчаянно боялась, хотя операция была несложной, и я уже не раз ассистировала при ее проведении. Но самостоятельно делать ее мне еще не приходилось. Павел несколько вечеров буквально натаскивал меня, будил среди ночи, задавая вопросы по технике, по возможным осложнениям, и наконец сказал, что я готова полностью, он за меня не переживает.

– Помни, я рядом, если что – подскажу, – говорил он, когда мы шли в оперблок по длинному подземному переходу между корпусами городской больницы.

– Может, ты все-таки сам?

– Деля! Я не могу сам, у меня дрожит рука, ты ведь видела. Не бойся, все пройдет отлично. Ты талантливая, ты умная, ты все знаешь – чего бояться? Просто поверь в себя. Рано или поздно тебе все равно придется входить в операционную самостоятельно, так почему не теперь?

Он вселил в меня уверенность в успехе, и я действительно справилась с собой, с руками, с волнением – и с операцией. С тех пор так и повелось. Мы умело маскировали то, что Павел практически не прикасается к инструментам, все делаю я, а он выступает в роли строгого наставника, придирчиво следит за моими действиями, тщательно проверяет наложенные швы – ничего необычного, так делают все наставники.

Одновременно я начала разрабатывать новый метод пластики нижней челюсти, проводила за этим занятием все свободное время, и Павел подсказывал, помогал советами, предложил написать статью. Я оставила ему бумажную работу, а сама занималась исключительно практической частью. На это ушло почти два года. Когда же статья в журнале вышла, я узнала о ней случайно из разговоров маминых коллег, забредших к нам вечером на чай.

– Слышали про Пашку Одинцова? Такую статью с новым методом восстановления нижней челюсти забабахал – просто умница.

Мама, знавшая о том, что я занимаюсь этой проблемой под руководством Одинцова, удивленно посмотрела на меня:

– Деля, ты ведь, кажется… – Но я сорвалась с места и бросилась в кабинет, к ноутбуку, искать номер журнала в интернете.

Статья нашлась быстро, я читала ее и понимала, что все мои выкладки, все достижения и находки Павел банально присвоил, даже не упомянув обо мне.

Я смотрела на экран, и по моим щекам текли слезы. Два года труда – и любовник объявляет мои результаты своими.

Я так и не вышла больше в гостиную, мне было стыдно смотреть маме в глаза. И как завтра идти на работу? Как Павел объяснит мне произошедшее? Как вообще можно это объяснить?

Я хирург и знаю – все, что сломано, можно срастить, а все, что болит, вылечить. Ну, почти все. Но как вылечить ту рану, что нанес мне Павел?

Этого, увы, я не знала ни тогда, ни сейчас.

Ожидание «Скорой» затянулось. Матвей не пошел в общую ординаторскую, а уселся в приемном отделении, вставив в уши наушники плеера. Музыка его всегда успокаивала и настраивала на нужный лад. Предстояла сложная операция – пациентов с нетяжелыми случаями к ним не отправляли. Матвей слегка нервничал – он давно не брался за длительные восстановительные операции, но не потому, что не умел или не мог, а потому, что пока не чувствовал в себе стопроцентной уверенности. Мысленно он прокручивал в голове возможные осложнения, но, как обычно, реальность оказалась куда хуже самых дурных предположений.

Вошедшие в приемный покой санитары ввезли каталку, на которой лежала укрытая простыней до подбородка женщина. Лицо ее тоже было накрыто марлевой салфеткой, пропитанной сукровицей.

– Оформляйте, я пока посмотрю, – кивнул Матвей медсестре и взял протянутые перчатки.

То, что он увидел под салфеткой, его поразило – лица у женщины практически не было, сплошное месиво из лоскутов кожи, обломков костей, обрывков мышц. Женщина глуховато, протяжно стонала.

– Наркотик давали? – спросил Матвей, обращаясь к девушке-фельдшеру, диктовавшей данные медсестре.

– Конечно. Я все в листке отметила, последнюю инъекцию сделала минут пятнадцать назад.

– Ну, потому она и не кричит во все горло, хотя должна, – пробормотал Матвей. – Женя, операционная готова?

– Да, вас ждут.

– Тогда я мыться пошел, а вы подавайте больную.

– Аделине Эдуардовне позвонить?

– Нет, не нужно. Я сам.

Он заканчивал мыть руки, когда увидел краем глаза, что пациентка уже на столе в операционной и возле нее колдует анестезиолог Серега. Ассистентом Матвей пригласил Филиппа, с которым сошелся в клинике ближе всех. Тот уже стоял у стола, сложив руки в стерильных перчатках в замок перед собой.

– До утра провозимся, – сказал Филипп, когда Матвей вошел в операционную и с ходу воткнул руки в растянутый для него медсестрой халат.

– Ну, что делать. Надо собирать лицо, женщина молодая.

– Да, двадцать восемь лет всего. Справимся, как думаешь?

– У нас нет выбора.

Они приступили к операции, и Матвей мгновенно забыл обо всем, сосредоточившись только на том, что делали его руки. Это была первая из предстоявших пациентке операций, и будет их, как теперь понимал Матвей, немало. Женщине придется провести много месяцев без возможности взглянуть в зеркало, потому что то, что оно станет отражать, может вогнать пациентку в жесткую депрессию. Его же, Матвея, задача состояла в том, чтобы в конце всех этих мучений женщина обрела новое лицо, с которым сможет жить и улыбаться.

Операция длилась уже четвертый час, но Матвей совершенно не чувствовал усталости, разве что шея немного заныла.

– Ого, шефиня не выдержала, – услышал он голос анестезиолога, но не обернулся и вообще никак не выразил своих ощущений по поводу появления главврача в операционной.

Драгун вошла, прикрывая рот и нос маской, остановилась в дверях:

– Сергей Витальевич, доложите, пожалуйста.

Анестезиолог развернулся на круглой табуретке и зашелестел листками истории болезни:

– Больная Канторович Виктория Борисовна, двадцать восемь лет…

Больше Матвей ничего не слышал. У него внезапно одеревенела спина и руки, стало трудно дышать, а перед глазами поплыли темные пятна.

– Матвей! Матвей, кровотечение! – вплыл в его сознание откуда-то голос Филиппа, и Мажаров дернулся:

– Что? Где?

– Филипп Аркадьевич, займите место, устраните кровотечение, я сейчас. – Это была Драгун. – Доктор Мажаров, отойдите от стола и возьмите себя в руки.