Ирина Грин - Эффект прозрачных стен

– Сколько? – деловито бросила женщина.

– Полста, – ответил Федор. – Баксов.

– Сто.

– Полста баксов и тысяча рублей. Больше нет. – Федор демонстративно вывернул карман куртки.

– Ладно. Только отойдем подальше, – после секундного размышления обронила женщина.

Они прошли еще метров триста и оказались на остановке. Минуты две постояли молча, затем загрузились в маршрутку и молча проехали четыре остановки, после чего вышли на какой-то большой площади.

– Вот тут кафе, можно поговорить, – наконец сказала женщина.

Сняв пуховик, она оказалась в платье в серо-синюю клетку. Отдельно от женщины оно, быть может, выглядело довольно симпатично, но то ли фасон не подходил к фигуре, то ли цвет не сочетался с лицом, смотрелось платье чужеродным, сшитым по чужим меркам и ошибочно надетым другим человеком. Увидев искусно вшитые по бокам вставки из другого материала, добавляющие пару размеров в груди и бедрах, Ася убедилась – первое ощущение не обмануло.

– Итак, что вы нам расскажете?

«Сначала деньги», – говорил взгляд женщины, и был он таким откровенным, что даже не обладающий даром читать по глазам Федор понял. Выудил из кармана пятидесятидолларовую купюру, положил на стол и накрыл ладонью, оставив на виду уголок заветной бумаги.

Глаза женщины блеснули радостным огнем. Радость была вполне ожидаемой, но в нее были вплетены тонкие ростки надежды, чего Ася совсем не ждала. Алчности – да, восторга – да, эйфории – может быть. Но надежда? Она тут каким боком? И Ася мысленно списала свое восприятие на ошибку. Ну какой из нее читатель эмоций человеческих? Никакой.

– А что вас интересует? – спросила женщина.

Федор выразительно посмотрел на Асю, начинай, мол, подруга, чего молчишь.

– Семья Котовых, – многозначительно сказала Ася.

– Нас интересует какой-нибудь эксклюзив, – счел нужным встрять Федор и, поняв по обескураженному виду собеседницы, что слово «эксклюзив» для нее недостаточно информативно, пояснил: – Сплетни, слухи.

Ася уловила мимолетный испуг во взгляде женщины и поспешила ее успокоить:

– Никакого вреда Котовым приносить мы не собираемся. Просто хотим создать что-то вроде портрета успешного российского бизнесмена и его окружения. Без указания имен и адресов. Разумеется, ваше имя упоминаться нигде не будет. Вы же видите – мы даже не спрашиваем его. Хотя, конечно, было бы правильным познакомиться. Я – Ася, это – мой помощник Федор.

– Евгения, – сказала женщина, – Евгения Александровна. Слухи, говорите? Сплетни? Да не так уж много про Котовых ходит сплетен. Поначалу говаривали, что Мадлен в молодости работала стриптизершей в баре. Но я не очень в это верю. Хоть она и стерва редкостная, но нет у нее в глазах порока. Баба как баба. Разодетая, намазанная, но все-таки наша, русская баба. Хотя и Мадлен. Паспорта ее никто не видел. Машка, горничная, видела свидетельство о рождении Фели… Ну, то есть Офелии. Мадлен очень ругается, если слышит, что мы ее называем Фелей. А Офелия – как-то не по-людски звучит. И, главное, девочке не очень подходит. Она вся в отца пошла, русская порода. Вот Мадлен…

– Наверное, от отца и к бизнесу способности передались, – вставил Федор, которому совсем не улыбалось слушать историю Мадлен.

– Чего не знаю, того не знаю. Девочка вроде умненькая… – Евгения запнулась, и Федор выразительно побарабанил пальцами по лежащей на столе купюре и спросил прокурорским тоном:

– Вроде?

– Я с ней мало общаюсь… Вот Мадлен…

– Подождите, давайте закончим с Офелией, – настаивал Федор.

Асе он мешал. Евгения и без того напоминала гараж-ракушку – неказистое сооружение с полуоткрытой дверью. Еще пара подобных фраз – дверь захлопнется, и поездка в Старск окажется напрасной.

– Федор, не в службу, а в дружбу, сгоняй, пожалуйста, в аптеку. Купи моих таблеток, а то так голова разболелась, – и она выразительно посмотрела на Федора.

Глаза программиста вспыхнули обидой, но он безропотно вскочил, сунул Асе пятидесятидолларовую купюру, подхватил рюкзак и уверенными шагами направился к выходу.

Евгения посмотрела на Асю с сочувствием.

– Знаю, что такое головная боль. У меня бывают приступы мигрени. Слава богу, не часто, а то бы не выдержала. Словно костер в голове, так и сжигает все изнутри. И, кстати, Офелия, только я вам ничего не говорила, а то с работы вылечу в два счета, Мадлен строго-настрого запретила об этом говорить…

Евгения замолчала, и Ася пододвинула к ней деньги. Купюра мгновенно перекочевала в сумку женщины.

– Мне кажется, в Мадлен есть что-то цыганское. Ну, понимаете, цыгане – они все немножко колдуны. Я, конечно, ни во что такое не верю… Но, когда Феля своими пальчиками – они у нее всегда холодные, просто ледышки, а не пальцы – прикасается к моему лбу, что-то странное происходит. Как будто холод перетекает и огонь в голове замораживается. А потом медленно так гаснет. Вот уже три раза она меня так спасала. И девчонки наши втихаря просят ее помочь. Лет с семи у нее это началось. Самое чудо было, когда она помогла забеременеть Ленке Семенчихе.

– Это как? – не выдержала Ася.

– Да вот так. Ленка уже отчаялась ребенка заиметь. Пойду, говорит, попрошу Фельку помочь. А девочке тогда только восемь исполнилось. Мы ей – с ума, что ли, сошла? Она сама ребенок, в куклы играет! Не знает небось, откуда дети берутся. Но Ленка таки отловила Офелию в саду. Та куклу катала на качелях. Пупс такой резиновый, слегка на китайца смахивает. В розовой кофточке и розовых штанишках. По одежке вроде девочка, но лысый. И глаза-щелочки. Вылитый китаец. Не, ну я знаю, Котов что попало дочке своей бы не купил. Она у них, как Мадлен, – все только самое лучшее. Так вот, Семенчиха пожаловалась на судьбу, сказала, что хочет такого же пупса, только настоящего. Живого. А девочка протянула ей пупса своего. Молча так ткнула в руки – бери, мол. Хотя говорить умела отлично. Даже по-английски стихи читала. Я сама слышала. А Семенчиха куклу спрятала. Отнесла домой, положила под подушку.

К столу подошел официант, спросил, будут ли они что-нибудь заказывать. Ася попросила два кофе, Евгения добавила кусочек медовика.

– Попробуйте, тут замечательный медовик, Света Петрова делает, вместе когда-то работали.

– Я только кофе, – Ася отрицательно покачала головой. – Так чем закончилась история с куклой?

– Через некоторое время стал у Семенчихи живот расти. Она все отпиралась – праздники, мол, позволила себе лишнего, вот и прилипла пара килограммов. А потом «праздники» затянулись, Ленка сболтнула кому-то, и новость понеслась. Дошла до мужа ее, а тот, идиот, пошел с Котовым разбираться. Мол, это он жене ребенка заделал. Они с Ленкой уже десять лет не могли зачать, Ленка даже в санаторий какой-то ездила. Денег уйму заплатила, и никак. А тут вдруг раз – и на тебе. Котов мужика с лестницы спустил, Ленку с работы вышвырнул, денег не заплатил. Скажи спасибо, говорит, что в полицию не сдал за то, что куклу у дочери моей украла. Вроде как пупс тот целое состояние стоит. А что, я не удивлюсь, если так оно и есть. Пупс-то у Семенчихи остался, и я его видела – ну прям как живой. А в положенное время родился ребенок. Девочка. И, не поверишь, – вылитый этот самый пупс. Глаза припухшие китайские, губки бантиком, ножки, ручки – копия. С мужем они помирились, через полгода сорвались с места и уехали в неизвестном направлении. Думаю, Котов руку приложил. Дом так и стоит. Вроде как продается, но уже год прошел, а покупателей так и не нашлось.