Адольфо Бьой Касарес - Ненависть любви

Он протянул мне листок, исписанный карандашом.

Я прочитал:

«Для Мэри.

Мне нужно с вами поговорить. Жду вас во время сиесты в коридоре. Спасибо. Большое спасибо.

Корнехо».

Слова «мне нужно с вами поговорить» пробудили во мне досадные воспоминания. Кажется, я даже покраснел.

С мрачным или даже, скорее, печальным видом, отпустив несколько беззастенчивых замечаний, комиссар сказал:

— В столовой сейчас Корнехо и машинистка. Ее показания меня очень интересуют. Она вошла в комнату почти сразу после той сцены с мальчиком.

В этот момент вбежал взволнованный полицейский.

— Доктор Корнехо умер, — выпалил он.

Мы перешли в столовую.

Будущее, безусловно, за теми политиками, учеными, просветителями, которые построят свои доводы, опираясь на «детали». Всегда найдется какая-нибудь деталь, которая решительно изменит общую картину. Того, что один человек лежит на полу в комнате, такой огромной и пустой, уже достаточно для ощущения тесноты и беспорядка.

Мне навстречу шел Маннинг.

— Его отравили, — сказал он.

Доктор Монтес стоял на коленях около распростертого на полу Корнехо и ощупывал на себе жилет в поисках часов. Атвелл и машинистка молча смотрели на него.

— Принесите мне мой саквояж, — нетрезво пробормотал мой коллега.

— Сию минуту, — отозвался Маннинг и проворно вышел.

Только тогда я вспомнил, что Маннинг, согласно намерениям комиссара, должен быть изолирован.

Состояние Корнехо не было тяжелым. Что до покушения на него, то я пришел к следующим выводам: 1. Использовали не тот яд, что в прошлый раз; 2. Имела место ошибка в дозировке. Это означало, что либо преступник другой, либо он не разбирался в свойствах этого яда.

Маннинг все не возвращался.

Я мысленно перебрал всех проживающих в гостинице: кто с наибольшей вероятностью мог допустить такую ошибку? Кандидатов нашлось в избытке. Подумав об одном из них, я содрогнулся.

— Что это Маннинг так долго не идет? — нетерпеливо воскликнул Атвелл. — Пойду поищу саквояж.

Пристальный, цепкий взгляд Аубри проводил его до двери.

— Если так пойдет, мы с ним тут одни останемся, — заметил пьяненький доктор.

Аубри не ответил. В этот момент я впервые усомнился в его деловых качествах.

Атвелл вернулся с саквояжем.

— Он был на кровати Монтеса, — объяснил он. — Не понимаю, как это доктор Маннинг не нашел его.

— Возможно, самым трудным теперь будет найти самого Маннинга, — заметил Монтес.

Боги, которым ведомо будущее, имеют обыкновение говорить устами младенцев и безумцев. Теперь я понял, что они благоволят также и к алкоголикам.

Мой коллега открыл саквояж и, пока искал кофеин, обнаружил, что у него пропал флакончик с вероналом.

Не скрою, в первый момент я с недоверием посмотрел на доктора Монтеса и спросил себя, а не симуляция ли его пьянство. Должен признаться, что, встретившись взглядом с полузакрытыми глазами Монтеса, я уловил в них смесь страха и насмешки.

Впрочем, я не стал задерживаться на мелочах и вновь подумал о Корнехо. Веронал — прекрасное холостое оружие для тех, кто мучается умеренно сумасшедшей любовью и желает насладиться своей трагической гибелью. Вот она, дрожащая и тем не менее достаточно твердая рука, отмеряющая нужную дозу снотворного, — рука Корнехо.

История знает случаи, когда одни были возвеличены лишь благодаря падению других. У меня сложилось впечатление, что все прошлые оплошности Аубри раздули авторитет Атвелла до невероятных размеров. Да простится мне подобный символизм, но я взглянул на черный циферблат своих антимагнитных часов и отметил точное время появления на сцене этого великого детектива. Добавлю еще, что это напоминает мне изречение Паролля [23] Паролль — вымышленный автор. о том, что заслуги редко приписываются тому, кому они на самом деле принадлежат. «Но не чудовищно ли это?» — как вопрошает Гамлет в своем монологе.

Атвелл распоряжался:

— Мы должны найти Мигеля и Маннинга. Один из них украл драгоценности. Надо не дать ему времени спрятать их.

Комиссар посмотрел на него с любопытством.

— В такую бурю ничего не видно на расстоянии двух метров, — заметил он. — Мы ничего не сможем сделать.

— А вы и так ничего не сделали, — парировал Атвелл. — И позвольте вам заметить, что ваша так называемая «строгая изоляция» подозрительных лиц ничего не дала. По крайней мере, прикажите вашему подчиненному запереть всех в одной комнате. — Затем Атвелл обратился ко мне: — Доктор Уберман, как вы полагаете, состояние доктора Корнехо требует вашего присутствия?

Я не знал, что ответить, и в конце концов предпочел сказать правду:

— Думаю, что нет.

— Тогда разделимся на две группы, — сказал Атвелл. — И нужно захватить с собой оружие на случай, если беглецы окажут сопротивление. Комиссар Аубри со своим подчиненным пойдут на северо-восток, а потом обследуют территорию к югу. Мы с доктором Уберманом сначала будем держаться юго-восточного направления, а потом возьмем западнее. Сейчас десять часов двадцать минут. Постараемся вернуться в гостиницу до пяти. У кого есть защитные очки, лучше надеть.

Комиссар, видимо, почувствовал неоспоримое превосходство Атвелла. План был принят без возражений.

Я спустился к себе в комнату. Надел берет, защитные очки, шарф, связанный тетушкой Карлотой, гардемаринскую куртку. Мне вспомнился бивак, который мы разбили в Мартинесе в бытность мою скаутом. Один мой карман оттопыривала фляга, другой — пачка галет.

Мы пробирались сквозь мутные потемки, не различая границы между землей и небом; нас гнали порывы ветра, а вокруг вихрился песок. Мы находились в пустынном, абстрактном мире, где все предметы утратили очертания, а воздух стал плотным, жестким, обжигающим. Я шел рабски согнувшись, словно ища невидимый тоннель, огибающий ветер, двигался наобум, полузакрыв глаза, стараясь не отстать от своего товарища.

Мне пришла в голову запоздалая мысль, что разумнее было бы преодолевать эту сыпучую, вздыбленную пустыню в связке, как альпинисты.

Я сразу понял — долго размышлять для этого не понадобилось, — что нахожусь в незнакомой и враждебной среде, перед лицом трудностей и опасностей, бороться с которыми не обучен, и потому следует без всякого стеснения слепо довериться моему товарищу. Единственная забота сейчас — следовать за ним, не спрашивая куда. И я старался преодолевать ежеминутно возникающие препятствия, потеряв счет времени и забыв о цели. Мне надлежало, как я тогда понимал, просто идти и идти по бесконечной пустыне. Меня не пугало, что мы можем заблудиться; я боялся только одного — отстать от Атвелла.

— Подождите. Я сейчас вернусь, — крикнул Атвелл.