Софья Шапошникова - В погонах и без погон

- Что Люды нет?-спросил Вадим, усаживаясь.

Ребята переглянулись.

В дверь позвонили.

- Может, это она?-сказал Вадим.

Тома ринулась открывать, но Кира остановила ее:

- Сиди, я знаю, кто это.

Утром приходила цыганка с грудным ребенком на руках, просила детские вещи, и Кира велела ей прийти вечером. Сейчас она достала из шкафа узелок с распашонками и ползунками Надюшки, из которых она уже выросла, и пошла открывать.

Перед ней стояла незнакомая пожилая женщина. Черноглазая, чернобровая, смуглая. Пестрый платочек на голове. Небольшой чемодан у ног. Кира уже собралась спросить: «Вы к кому?» - но не спросила, непонятно взволнованная появлением этой женщины. И женщина ни о чем не спрашивала, стояла, не двигаясь, смотрела черными тоскливыми глазами на Киру.

- Мама?.. - едва слышно выговорила Кира.

Они сидели на кухне по разные стороны стола, и женщина говорила, говорила ровным и мягким грудным голосом почти без пауз.

- А где мой брат? - неожиданно спросила Кира.

Мать осеклась, спросила испуганно:

- Как ты узнала?

- Ты сама написала.

- Я?..

- Мне в милиции показали твое письмо, ты просила не давать мне адреса, писала, что у тебя муж и сын.

- Ох, Кирочка… Разве так сразу про все расскажешь?

Киру окликнули, и она, переложив узелок с вещами с колен на табурет, ушла. Когда вернулась, мать рассматривала распашонки.

- Почему ты с этим пошла открывать?

- Думала - цыганка. Нищенка.

Мать покачала головой, заплакала негромко.

- Я и есть нищая. Просить пришла. Не куска хлеба - слова доброго.

- Отчего ты ушла от папы? - не глядя на нее, спросила Кира.

- От какого папы?

- От Леонида Петровича. И меня бросила.

- Ох, Кирочка, не знаю, как ты правду поймешь, а выдумывать… Столько навыдумано было, не могу больше. Тебе лгать не могу. Я за Леонида Петровича из-за тебя вышла. Профессия хорошая, врач, и человек добрый, детей любил. А у тебя отца не было. Я и решила: дам тебе отца.

- И отниму мать, - невольно продолжила Кира.

- Ох нет, дочка, нет, я навсегда хотела. Если бы раньше с ним сошлась… А он сразу предложение сделал. Я и не знала, какой он мужчина. Неловко говорить, Кирочка, старая я уже, а сказать надо, иначе как ты меня поймешь? Ночи мои… Погладит по голове, как ребенка, поцелует в щеку, скажет: «Спи, Тасенька, спи…» Неделями так. Пока его ласки дождешься, черная ходишь. И такая злость на него, к любому мужчине кинулась бы. Я жадная была до мужчин, и это не вина моя, это природа во мне бушевала. Может, и ты такая, ты поймешь, Кирочка, мы же одной крови.

Кира покраснела до слез, голову опустила.

- Это не стыдное, - сказала мать. - Это самое сильное, что есть в природе.

- Сильнее материнского чувства? - с горечью спросила Кира.

- Я не в поле тебя бросила, я тебя хорошему человеку оставила, он тебя, как родную, любил, разве неправда, Кирочка?

Кира кивнула.

- А я… куда мне было? Город маленький, все друг друга наперечет знают. Я в гостиницу работать пошла. Там и с ним познакомилась. И обо всем забыла. Только бы вместе. А ему уезжать… - Она помолчала, заново переживая давнее. - А меня молодую ты помнишь, Кирочка? Ты красивая, а я куда лучше была, ярче, жизнь во мне так и играла каждой жилкой. Он и позвал меня с собой. Сам моложе на восемь лет был. О тебе я и заикнуться не посмела. О муже сказала. И возраст свой скрыла.

Уехала с ним. Счастливая была, грех правду не сказать. Только сильно боялась ему разонравиться. Беременная ходила - затягивалась. Открылось в конце концов. Он ничего, обещал жениться.

Родился Сережа. А тут запрос из милиции подоспел. Я и написала то слезное письмо. Ты устроена была, Кирочка, а у меня последнее рушилось. Ты понять должна, тоже ведь женщина.

- Я дочку не бросила бы, - сказала Кира.

- Не зарекайся, Кирочка, в жизни и не такое бывает. Страсть человека жгутом крутит, до пепла сжигает.

Из комнаты раздался дружный смех.

- Праздник у вас какой сегодня? - спросила мать.

- У товарища сын родился. Рассказывайте, мама.

- Письмо, значит, пришло…

- Вы про письмо рассказали.

- Так я и отказалась от тебя, Кирочка. Ну и наказана была тоже, не думай. Пошли мы расписываться. Тут он и увидел впервые мой паспорт, узнал и про возраст мой и про ребенка. И - все, Кирочка. Как отрезало. Если, говорит, ты могла столько лет меня обманывать и дочку родную бросить, от тебя любой измены ждать можно. На возраст, говорит, не посмотрел бы, а обмана никогда не прощу. Ушел от меня и из города уехал. Деньги, правда, слал. Из разных городов я получала, может, проводником устроился, разъезжал, не знаю. Два года получала деньги. А потом сам явился. Говорит, Сереже отец нужен, поженимся. Я чуть с ума не сошла, Кирочка: сына-то у меня тогда уже не было…

На кухню заглянул Алька, разрумянившийся, вспотевший.

- Мама, а я… - и замолчал, уставился на чужую женщину.

- Иди ко мне, Ал^нька,- сказала она, легко, по девичьи, повела плечами и встала ему навстречу,

- Вы меня знаете? - удивился Алька.

- Иди в комнату, - быстро и строго сказала Кира.- Ты хозяин, должен быть с гостями.

Мальчик вышел, и Кира поплотнее закрыла за ним дверь.

Мать с укором посмотрела на нее.

- Не разрешаешь мне внука обнять… Или скрывать решила?

- Рассказывайте, мама. - И напомнила: - Он вернулся, а Сережи нет.

- Да… - Мать пригорюнилась. - Самое трудное, жгучее самое рассказывать. Ну да из песни… Я ведь еще молодая была, Кирочка, когда он меня оставил. Не могла долго одна. А с мальчиком… Я и сдала его в детдом, и расписку с меня взяли, что отказываюсь от ребенка. Когда отец Сережи приехал, я туда кинулась, на колени встала: отдайте сына! Не можем, говорят, отдать, взяли вашего мальчика в хорошую семью, из города увезли. Я бы за Сережей на край света полетела - не дали адреса.

Все потеряла - и мужа и сына. Чуть руки на себя не наложила. И с того дня совсем не та стала. Надломилась внутри и чувств таких уже ни к кому не испытывала больше.

А Сережа теперь уже паспорт получил, - сказала она, помолчав. - Только ему, наверное, имя другое дали. Попробуй, найди. Я на твоего мужа сильно надеюсь, Кирочка. Только милиция разыскать может.

- Вадим не станет искать, А как ты наш адрес узнала?

- К Леониду Петровичу поехала, повинилась, уплакала. Он и дал. Не сразу, правда, но дал, добрый он человек. Ты не отказывайся от меня, Кирочка, не делай моей ошибки, оставь при себе. Я тебе и готовить, и стирать, и за детьми. Развяжу тебе руки.

Кира вся залилась краской, но ничего не сказала.

- Я и на кухне спать могу. Не отсылай меня, доченька, мне без тебя на рельсы, другого пути нет.

- В нашем возрасте…-с усилием начала Кира,- трудно чужим людям жить вместе.

- Ох, Кирочка, какие мы чужие!

- Трудно характерами притираться.