Михаил Черненок - Следствием установлено

– Куплю бутылку пива, стану на большой дороге. Как увижу ЗИЛ с бежевой кабиной, бутылку шоферу: «Открой, друг». Если к зубам поднесет, в кутузку его. Следующего буду караулить. И так, пока всех, кто зубами открывает, не переловлю. Затем опознание устрою, – невесело пошутил Антон.

– Да-а… – Чернышев устало провел ладонями по лицу. – Нерадостные дела, однако раньше времени не отчаивайся. Иголку и то в стогу сена при желании найти можно. Важно: как и сколько человек ее искать будут.

– Столбову я примерно так и сказал.

– Ты верь ему, Антон, не давай Витьку в обиду, – Чернышев оживился: – Знаешь, какую он замечательную штуку сегодня предложил?» Если к утру переоборудует свой трактор, мы уже завтра три суточных плана на метке сена отгрохаем, – и улыбнулся: – Значит, голуба моя, и к Проне приглядывался? Шутки шутками, хоть Столбов и Резкин скидывают его со счетов, а человек он шкодливый. По пьянке, правильно Витька сказал, и за кирпич, и за ножик схватиться может. Только в данном случае не… не подходящ Проня. Тельняшка отпадает, остается бутылка пива. Вот и надо этого шофера искать. Не иначе – приезжий кто-то. Из своего района Столбов сразу бы человека определил. А приезжих по осени у нас действительно бывает много: и краснодарские, и ростовские, и пермские, и новосибирские, – Чернышев поднялся, устало потянувшись, прошелся по кабинету. – Время позднее, пошли сейчас домой, а завтра с утра подниму на ноги всю бухгалтерию, и ты вместе с ними посмотри-ка внимательно архив за тот год: наряды, ведомости, справки разные, трудовые соглашения. Надо хотя бы ориентировочно составить картину, из каких областей в тот год работали у нас на уборке приезжие шоферы.

Поздно в этот вечер погас свет в доме Чернышева. Давно опустел почти ведерный старинной работы самовар, а Маркел Маркелович с Антоном все не вставали из-за стола. Неторопко, сумрачно шла беседа. Антон, будучи юристом, понимал, насколько нелегко доказать непричастность к случившемуся Столбова. Чернышев, хотя и не знал тонкостей юриспруденции, но тоже отчетливо представлял себе, как трудно найти истину в столь запутанном давнем преступлении. В отличие от Антона, не исключавшего возможность участия в случившемся жителей Ярского, Маркел Маркелович был почти полностью убежден, что никто из его односельчан не мог пойти на убийство или соучастие в нем.

– Пойми, голуба моя, – рассудительно говорил он Антону, – от своих утаить преступление не так-то просто. Тут по глазам увидят неладное. Это ж деревня. Утром хозяин курицу зарубит, вечером все село знает. А ты говоришь об убийстве человека. Это тебе не пирог с малиной съесть и облизаться.

Когда Антон намекнул на несколько странное поведение бригадира Ведерникова, Чернышев, немного подумав, заявил:

– Самое правильное решение бригадир принял. Сам пораскинь мозгами: бревна надо заготовить, привезти к колодцу. Они кому-либо приглянутся, вечерком погрузит – и домой. Колодец опять раскрыт. А земли – два-три самосвала ухнул, и порядок… Другое дело, почему Ведерников тянул с засыпкой колодца? И опять же, можно понять его: столько лет колодец существовал и ничего не случалось…

Какие только мысли не лезли в голову Антона. Он с пристрастием анализировал поведение Столбова, сложившуюся ситуацию и не находил из нее выхода. О приезде в Ярское Георгия Зорькина в деревне знали трое: Марина Зорькина, старик Слышка и Столбов… Но Слышка по своей болтливости мог рассказать еще кому-нибудь. Хотя бы тому же Проне – «чуде-юде», как назвала его жена, в матросской майке, который «по пьянке может и за ножик, и за кирпич схватиться». Воспоминание о Проне вызвало какое-то сожаление. Проня Тодырев – опустившийся, по-своему несчастный человек. На него сыплются все шишки. У Столбова пропал ключ – сразу грех на Проню. Что это за ключ? Почему он исчез именно в ту ночь, когда кот оказался в колодце? Совпадение?… Не слишком ли много для Столбова совпадений: исчез ключ, кота из колодца достал, землю возил в колодец, бревнами его накрывал, туфли с косынкой…

Отчего через столько лет Проня вспомнил о ключе? Как возникла у него мысль о связи исчезнувшего у Столбова ключа с убийством? «Злопамятный он, паскуда, это точно», – сказал о Проне Юрка Резкин. А так ли безупречен сам Юрка?…

Вопросы, как зубья вращающихся шестерен, цеплялись друг за друга, и не было им ни конца ни края. Неожиданно Антон спросил:

– Маркел Маркелович, была ли необходимость восстанавливать колодец? Шесть лет без него обходились…

Чернышев пожал плечами.

– Ведерников настоял. Нынче уж, если не в сенокос, то в уборочную механизаторы обязательно на культстане жить будут – у нас неподалеку от культстана, за леском, пшеница посеяна. Технику водой заправлять понадобится, а в роднике она в час по чайной ложке бежит. Только попить да умыться.

Несколько раз Антон возвращал разговор к Столбову, и каждый раз Чернышев поднимался за Столбова горой.

– Вы в случайность верите? – спрашивал Антон.

– Верю. Проне Тодыреву нос расквасил – это случайность. Но если б с Проней при этом стряслось что-то серьезное, Столбов на собственной бы горбушке потащил его в больницу. Понимаешь, это человек неиспорченный, нервы у него крепкие, мозги без всяких вывихов. На почве ревности?… Витька – натура цельная. Таким людям, как он, в любви подавай или все, или ничего. Унижаться и просить милостыню в любовном деле Столбов не станет, тем более – убирать с пути соперников.

От слов Чернышева становилось легче. В них Антон видел подтверждение собственных выводов, однако убеждения в их правильности не было. Захотелось как можно скорее увидеть подполковника Гладышева, поделиться с ним своими сомнениями, посоветоваться, с какого конца лучше начать поиск неизвестного шофера. Страшно угнетало чувство своей беспомощности.

В институте Антона учили, что как бы тщательно ни готовилось преступление, как бы осмотрительно оно ни было совершено, следы все равно остаются. С надеждой найти эти следы и зарылся Антон на следующее утро в бухгалтерский архив колхоза. К вечеру от моря бумаг и бумажек рябило в глазах, щипало в горле от бумажной пыли, а результат был неутешительный – в злополучную осень 1966 года в Ярском работали машины из самых различных организаций райцентра, из Новосибирского и Пермского автохозяйств и даже из Новокубанского района Краснодарского края. Никаких сведений о водителях этих машин в бухгалтерских документах не было, так как большую часть документов в связи с истечением сроков хранения уже давным-давно успели уничтожить.

Положение складывалось, как сказал Чернышев, хуже губернаторского. Не поедешь же, скажем, в Краснодарский край, чтобы там в каком-то неведомом Новокубанском районе искать неведомого шофера и его машину с бежевой кабиной. За шесть лет кабину могли перекрасить и в синий, и в зеленый, и в серо-буро-малиновый с крапинками… Да и зубы у шофера могли поизноситься так, что он уже не только бутылки с пивом ими не открывает, но и корку хлеба размачивает перед тем, как в рот сунуть…