Михаил Черненок - Следствием установлено

Когда Чернышев, распрощавшись со всеми, вышел, подполковник, просматривая сделанные записи, будто самому себе сказал:

– Вот и дядя Гриша появился…

– Это уже что-то! – весело подхватил Антон и с опаской взглянул на Кайрова.

Скука с лица капитана сошла, но он все еще вроде в чем-то сомневался, чем-то был недоволен.

– Что теперь скажешь? – спросил его подполковник.

– Гложет меня червь сомнения, – несколько театрально произнес Кайров. – Вы обратили внимание, что и Щелчков, и Столбов не уверены, узнают ли они шофера. Копошится во мне подозрение, будто сочиняют молодцы Чернышева сказку. Ищите, мол, дядю Гришу. Не найдете, что ж… мы не виноваты, мы его в лицо не помним.

– Да-а, – вздохнул подполковник. – Все может быть, но… как говорят Чернышев с Бирюковым, человек не иголка. Попробуем все-таки искать, а?

– Я не против, – быстро согласился Кайров. – Жаль будет только, если эти розыски окажутся мартышкиным трудом.

Гладышев словно не услышал последней фразы.

– Поручим мы это дело Бирюкову, – сказал он. – А для поддержки духа в помощь выделим инспектора уголовного розыска Славу Голубева, который любит коллективно работать. Вот и пусть вдвоем едут в Новосибирск, пусть в автохозяйстве переберут всех до одного шоферов. Не может же этот дядя Гриша бесследно исчезнуть. – И, посмотрев внимательно на Антона, спросил: – Согласен, Бирюков?

– Так точно, товарищ подполковник. Согласен, – отчеканил Антон.

В подчинении областного автохозяйства оказалось несколько подразделений. Чтобы просто побывать в них, надо было затратить не меньше дня. Антон же со Славой Голубевым не только наносили «визит дружбы», но и подробно беседовали с руководителями, разыскивая шофера с именем Григорий и фамилией, начинавшейся с «Бух». Начальники отделов кадров встречали хотя и не с распростертыми объятиями, но, во всяком случае, терпимо. Они вытаскивали из шкафов груды учетных карточек, подсказывали, кто из шоферов более или менее похож на того, который интересовал уголовный розыск. В результате количество карточек уменьшалось, и Антон со Славой начинали разглядывать фотографии, внимательно изучать биографические данные. В областном автоуправлении штат шоферов был солидным. Фамилий, начинавшихся с «Бух», оказалось превеликое множество. Были Бухарины, Бухманы, Бухановские, Бухтармины, а один попался даже Бухтаратайкин. Но все они не подходили или по возрасту, или по стажу работы, или по внешним данным.

На другой день Антон со Славой разошлись по разным автохозяйствам, решив, что так дело пойдет быстрее, но вечером по-прежнему вернулись в гостиницу ни с чем. Так продолжалось, и третий, и четвертый, и пятый день. К концу недели Антон почти полностью убедился в правоте Кайрова – труд походил на мартышкин. И только беззаветно верящий в коллективизм Голубев не унывал. Устало потягиваясь на жесткой гостиничной койке, он как ни в чем не бывало рассказывал Антону:

– Вот на границе мы одного жука полгода караулили. Контрабандой, паразит, занимался. Хитрюга невыносимый! Со стажем проходимец был, с дореволюционных лет махинациями промышлять начал, все тонкости конспирации знал. И что ты думаешь? Взяли, как суслика! Колхозники помогли задержать.

Бодрое настроение Голубева вселяло какую-то уверенность в предстоящем успехе. Однако по прошествии недели Антон все-таки позвонил в райотдел и доложил подполковнику о бесплодности поисков. Подполковник, уловив в голосе нотку пессимизма, спросил:

– Как настроение у Голубева?

– Как всегда, отличное. Верит в успех.

– Вот и ты должен верить, – ободрил подполковник. – Запомни, нет безнадежных дел, есть люди, безнадежно опускающие руки. Для работника уголовного розыска – это самое последнее дело, опустить руки.

Слава Голубев, узнав о разговоре, закипятился:

– Правильно говорит подполковник! Хороши бы мы с тобой были, если б раскисли, не доведя проверку до конца. Жаль вот, что не круглосуточно отделы кадров работают. Быстрее бы тогда у нас дело пошло, а так, не успеешь оглянуться, – рабочий день кончился.

Антон улыбнулся. Вроде бы и пустяк сказал Голубев, но была в сказанном такая искренняя вера в успех, что Антону стало стыдно за свою минутную слабость. Открыв записную книжку, где были перечислены все подразделения автохозяйства, он стал округлять те, в которых уже побывали. Округленных получилось больше половины. Слава заглянул в книжку и предложил:

– Давай на одну организацию ежедневно больше проверять. Мы как сейчас делаем? Чуть рабочий день к концу, уже идем в гостиницу, боимся на часик сверхурочно задержать кадровиков. А что их бояться? Зачем такая щепетильность? Пусть хоть пять минут остается до конца рабочего дня, застанем кадровика на месте – выкладывай сведения и сиди с нами, пока разберемся. Не по личному ведь вопросу приходим, по работе. Правда?

– Правда, Славочка.

За следующий после разговора день кружочков в записной книжке прибавилось, через сутки – еще. Дело близилось к концу, для завершения проверки оставалось два, в худшем случае – три дня.

В тот вечер, перебирая учетные карточки, Антон беседовал с очередным начальником отдела кадров, которого застал буквально перед самым концом рабочего дня. Фамилия кадровика была Жариков. Мрачноватый, уже предпенсионного возраста, он, поворачивая на столе массивную, полную окурков пепельницу, неторопливо рассказывал о водителях, которые заинтересовали Антона, детализировал их привычки, особенности характера. Сам в недавнем прошлом шофер, Жариков знал водительский состав, что называется, досконально. Беседа затянулась. Охарактеризовав очередного шофера по фамилии Бухгольц, Жариков щелкнул пустым портсигаром и обратился к Антону:

– Вы не курите? Не подрассчитал, свои все кончились.

– Не курю, – ответил Антон и на какую-то секунду задержал взгляд на портсигаре.

Память сработала молниеносно. Точно такой портсигар – серебряный, с изображением крейсера «Аврора» на крышке – был у Иннокентия Гаврилова, когда его допрашивал подполковник.

– Разрешите взглянуть, – попросил Жарикова Антон.

Жариков равнодушно протянул портсигар. Антон открыл его и на внутренней стороне крышки прочитал гравировку: «Георгию на память от Иннокентия. Сентябрь, 1966 г.». Тотчас вспомнились слова Гаврилова: «Перед Гошкиной демобилизацией он мне подарил, а я такой же ему», и Антон почувствовал нервный озноб – портсигар, бесспорно, принадлежал Георгию Зорькину.

– Чистое серебро? – стараясь не выдать волнения, спросил Антон.

– Не знаю, – Жариков отыскал в пепельнице подходящий окурок и прикурил его. – Должник один вроде как в залог отдал. Года два уже таскаю, – и вдруг спохватился: – А ведь должник мой похож на того, которого вы ищете!