Елена Гордина - Падчерица Фортуны

Лакрицина повернула голову вправо и увидела капот синей машины, припаркованной возле полуразвалившегося домика. Покачиваясь, словно пьяная, Анна поднялась и двинулась вперед. Она, замирая от ужаса, шла прямо к синей машине, потому что…

— Потому что там могут быть трупы моих родителей! — охнула Анна. Она все вспомнила, и видения, словно цунами, захлестнули ее с головой, Лакрицина пошатнулась и остановилась. Она стояла посередине дороги, с вытаращенными от ужаса глазами, держась обеими руками за шею и тяжело дыша. Со стороны она сейчас, наверное, выглядела как совершенно неадекватная, психически больная женщина, и именно такой она себя ощущала.

— Родители! Морг! Юра! — Анна наконец-то вспомнила, где видела этого парня раньше  — он был главным в поисковой группе волонтеров, когда они здесь искали тела ее родителей.

Лакрицина схватилась за голову и опустилась прямо на дорогу. Она раскачивалась из стороны в сторону, не в силах совладать с эмоциями. Словно в ускоренной видеосъемке, она увидела и свой день рождения, и убийство дворника, и поиски родителей, и даже…

— Я убила Катьку?! — Анна завыла в голос и вцепилась себе в волосы. — Я убила ее, потому что она спит с моим мужем?..

Анна сидела в пыли на проселочной дороге и не могла взять себя в руки. Она не понимала, что делать дальше и куда бежать. Если она теперь может видеть будущее, значит, скоро ее родители пропадут и она убьет Афанасьеву?

«Наверное, надо им позвонить и предупредить!» Анна была словно в тумане, мысли перестали метаться и теперь застыли, как разбухшая каша, и Лакрицина совершенно ничего не со-ображала.

Прошло какое-то время, Анна даже приблизительно не могла сказать, сколько она просидела в пыли, — десять минут, два часа или полдня. Лакрицина встала на ноги и медленно пошла назад, к своему автомобилю. Она ввалилась в салон и закрыла глаза.

«Надо успокоиться. — Аня начала немного приходить в себя. — Надо сосчитать до ста и ни о чем больше не думать». Она досчитала до ста, затем еще раз до ста, и еще, и остановилась только тогда, когда к ней вернулась способность со-ображать.

Значит, их всех скоро убьют, если верить Владимиру Олеговичу, а не верить профессионалу со стажем Анна не видела смысла. То есть интуиция ей подсказывает, что скоро начнутся страшные дела. Пропадут родители, и кто-то убьет Катерину. И хотя в ее воспоминаниях это сделала она, помня историю с дворником, Анна понимала, что это не так.

«Если я им сейчас позвоню и начну истерить, что их скоро похитят и убьют, меня посадят в дурку, — размышляла Анна, уже окончательно вернувшись в реальность. — А если я промолчу, то их убьют. Значит, мне надо подумать, как спасти им жизнь».

Лакрицина села поудобнее, пристегнулась ремнем и завела машину, решив, что уже в состоянии доехать до дома. Ни о каком загородном коттедже сегодня речь больше не шла, после того, что она только что вспомнила, покупка дома отошла на десятый план.

Лакрицина медленно вырулила на автобан и неуверенно прибавила газу. Она до сих пор неважно себя чувствовала, поэтому решила не рисковать и ехать не слишком быстро. Если ее видения были не лишены смысла, то Катерину убили (она или кто-то другой) за то, что подруга была любовницей Антона. И только теперь до Анны дошло, что эта связь могла длиться очень давно — она вспомнила, как Антон всегда защищал Афанасьеву и как они вместе ворковали на кухне, пока Анна занималась своими делами.

— Не может быть! — бледнея, пробормотала Лакрицина и дрожащей рукой вывернула на встречную полосу. В последние мгновения она так и не смогла понять, специально или случайно это у нее получилось, но встречная фура разнесла Анютин автомобиль вдребезги. Лакрицина не чувствовала боли, она видела, как фура сминает ей капот, как ветровое стекло разлетается в разные стороны, а затем наступила тишина.

Анна очнулась в больничной палате, она это поняла сразу же по специфическому запаху хлорки. Повернула голову и увидела, что кроме нее в комнате еще шесть коек, и лишь одна из них занята. Было очень холодно, у Анны стучали зубы, она попыталась встать или хотя бы повернуться, но у нее ничего не получилось. Лакрицина зажмурилась, стараясь вспомнить, что же произошло, а когда скрипнула дверь и в палату кто-то вошел, открыла глаза и увидела женщину в белом халате.

— Здравствуйте! — Анна обрадовалась, что может разговаривать. — А что я здесь делаю?

Медсестра хмуро взглянула на нее и, не произнеся ни слова, вышла в коридор.

— Дина! Звони этим, там подозреваемая очнулась, пусть забирают ее к себе! — четко расслышала Лакрицина каждое слово и замерла: получается, что она и есть та самая подозреваемая?

Аня помнила, как ее избили в камере, а потом, видимо, она попала в больницу. И еще ей, кажется, снился сон, где ее родители были рядом, а Антон и Катерина не были или были любовниками — это она понять так и не смогла, но Афанасьева была жива. Затем Лакрицина вспомнила все, что натворила: как они с Антоном отмывали квартиру после убийства дворника, как она ударила женщину в покрывале гаечным ключом, как ее задержала полиция и увезла в СИЗО… И Анна схватилась бы за голову, если бы только могла пошевелить руками.

Часа через два в палате появился довольно молодой мужчина. Он осмотрел Анну, постучал по ногам, проверил, как она реагирует на свет, и молча ушел. Лакрицина понимала, что как только она восстановится полностью, ее вернут обратно в СИЗО, а это означает только одно: ее снова будут бить и поэтому назад возвращаться нельзя. Аня подумала, что неплохо было бы отсюда сбежать, но как это сделать, не представляла.

Кроме нее в палате была еще одна женщина неопределенного возраста, с перебинтованными руками и перебитыми ногами, самостоятельно она не передвигалась.

— Тебя как звать-то? — перебинтованная повернула к Ане черное от синяков лицо.

Лакрицина вздрогнула, обычно с этого вопроса у нее начинались все неприятности.

— Аня, — пробормотала она и тяжело вздохнула. — Мы где? В тюрьме?

— Нет, это больница для осужденных и заключенных, ведомственная, — пояснила перебинтованная женщина. — Меня Маша зовут.

Анна осторожно поднялась на локтях — она до сих пор не могла сама ходить, но руки уже отлично ее слушались. Четыре раза в день к ней приходила санитарка и приносила «утку», и получалось, что все остальное время Анна ходила под себя, благо ей под простынку постелили хотя бы клеенку. Лакрицина не просто отвратительно себя чувствовала, она была почти полностью раздавлена морально и уже не понимала, для чего и зачем просыпается каждое утро.

— А я о тебе наслышана. — Маша подтянулась руками за поручень и села, ноги при этом оставались неподвижными. — Слышала, как медсестры о тебе разговаривали, прикольно.