Мария Спасская - Молитвослов императрицы

Влас испытывал к государыне двоякие чувства. С одной стороны, он не мог не видеть, что эта узколобая, склонная к ипохондрии и бесконечным истерикам женщина толкает Россию в пропасть, и, как патриот своей страны, не мог не разделять общего мнения, что без Александры Федоровны России будет только лучше. Но в то же время знал, как любит Настенька мать, и, как влюбленный, готов был жизнь положить на то, чтобы из глаз его возлюбленной не выкатилось ни единой слезинки.

— Перестаньте реветь! — прикрикнул Влас на швею. — Дошейте наконец карман и напишите мне рекомендацию к Тадеушу фон Ченскому.

Больных полагается навещать с гостинцами, поэтому сначала я заехала в магазин. Когда мы жили с Волчанским, я покупала продукты в «Монетке». Брала не самое дешевое, но так, чтобы было бюджетно. Женька в еде неприхотлив и праздничным блюдом считает отварную картошечку с укропом и лучком, к ней селедочку и свеклу под майонезом. Детям, конечно, перепадали овощи-фрукты, но большей частью это были парниковые огурцы, целлулоидные помидоры и кислые польские яблоки. Теперь я делаю покупки исключительно в «Азбуке вкуса» — Эмманул приучил меня покупать только самое лучшее.

В магазине я первым делом отправилась к стеллажу с соками и минералкой. Поставила в тележку литровую бутылку апельсинового сока и двухлитровую — гранатового. В Интернете недавно видела, что гранат способствует кроветворению. Волчанскому не повредит. Взяла упаковку минералки. Пусть пьет, в больнице наверняка пить нечего. Затем отправилась к овощам и фруктам, набрала пластиковых коробочек с клубникой, смородиной, малиной, ежевикой. Отдельно взяла полкило рамбутанов, штуки три питахайи, крупную папайю и сетку с маракуйей. В молочном отделе набрала разнообразных йогуртов и перешла в колбасный. Нарезки в тележку кидала не глядя — в больнице сгодится все. Закончила в хозяйственном — щетка, расческа, зубная паста, туалетная бумага и так, по мелочи — бумажные платочки, освежитель воздуха, зубочистки и пара глянцевых журналов, чтобы не скучал.

В приемном покое меня предупредили, что в ровно в девять часов вечера посетители должны покинуть палаты, и дали тележку, ибо донести гостинцы я бы не смогла. Погрузившись в лифт, я двинулась на четвертый этаж.

Женя лежал в коридоре, в самом дальнем его конце, и если сравнивать с местами у санузла, можно даже сказать, пребывал в относительном комфорте. Прямо в джинсах расположившись поверх одеяла, Волчанский сосредоточенно черкал в блокноте карандашом. Громыхая тележкой по неровному линолеуму, я подошла и села рядом на краешек кровати. Он оторвался от записей, мельком взглянул на сумки и сделал страдальческое лицо.

— Это еще зачем? — вместо приветствия осведомился он. — Заберешь домой, мне это не нужно. — И тут же спросил: — Мира, припомни, чья была идея пригласить американцев для участия в выставке?

— Идея принадлежала американцам. А почему ты спрашиваешь?

— Кто конкретно с вами связался?

— Майкл Смит.

— Конечно же, Майкл Смит! — криво усмехнулся бывший муж. — По-другому и быть не могло.

Я не выдержала и повысила голос:

— Ты можешь говорить нормально или так и будешь изъясняться загадками?

— Этот парень, Майкл, он не тот, за кого себя выдает, — тихо пояснил муж. — Может показаться странным, но я видел его фотографию в журнале «Знание — жизнь» за шестьдесят четвертый год. Парень совсем не изменился!

Женька в своем репертуаре. Фантазер и выдумщик.

— Бывают люди, — осторожно сказала я, — поразительно похожие друг на друга.

Но Волчанского было не переубедить. Возбужденный, раскрасневшийся, он с напором произнес:

— Это он, я уверен. Выглядит абсурдно, но факт остается фактом. В «Знании — жизни» американец фигурирует как журналист В. Воскобойников, автор статей на актуальные научные темы, такие как червячные переходы и временные парадоксы.

— Ты ничего не путаешь? — Я сопротивлялась скорее по привычке, чем по необходимости.

— Дослушай до конца, — продолжал горячиться Волчанский. — В архивах Царского Села сохранились снимки, один из которых привлек мое внимание. На нем запечатлены некто В. Воскобойников и М. Ригель. Фамилия Воскобойников въелась в мою память еще с тех пор, как ты лежала в больнице. Илья Ашотович все время рассказывал про некоего журналиста Воскобойникова, похитившего бумаги его отца.

— Да-да, я помню. Имя Воскобойникова мне тоже от Ильи Ашотовича хорошо знакомо.

— Вот видишь! В общем, я поднял архивы журнала за шестьдесят четвертый год и нашел фото журналиста Воскобойникова. Это твой Майкл. Майкл Смит. Заинтригованный, я позвонил в редакцию.

— И что же, журнал еще существует?

— Представь себе! Короче, я связался с главным редактором, Родионом Сухановым. Милейший старик, все подробно рассказал про Воскобойникова. Этот Воскобойников и в самом деле работал у них в журнале и в шестьдесят четвертом году не вернулся из командировки в Финляндию. А через некоторое время к ним в редакцию пришел некто Ашот Шавлович Амбарцумян, представился физиком, выступавшим на конференции в Хельсинки со своим открытием. Говорил, что его ограбил присутствовавший на конференции Воскобойников. Суханов полагает, что физик пребывал в маразме, потому что старик уверял, что якобы открыл способ путешествия во времени.

— Точно! — Я испытала невероятное облегчение оттого, что больше не буду мучиться, вспоминая фамилию милого старичка из лечебницы. — Амбарцумян его фамилия!

— Суть открытия физика Амбарцумяна пересказывать не буду, — не слушал меня бывший муж. — Ты не хуже меня осведомлена о нем. Полагаю, Илья Ашотович донес до тебя все нюансы отцовской теории самым подробным образом.

— Конечно, донес. Илья Ашотович — милейший старичок.

— Разговорчивый очень.

— Разве вы встречались?

— Встречались. Когда я приезжал к тебе, а ты отказывалась меня видеть и меня не пускали в отделение, я искал знакомства со всеми, с кем ты была близка, так и познакомился с Ильей Ашотовичем.

— И он увлек тебя перспективой оказаться в обожаемом тобой двадцатом веке? Желательно в самом его начале. Еще до переворота, чтобы поближе познакомиться с окружением царской семьи.

— Ты зря иронизируешь. Илья Ашотович говорит вполне реальные вещи, которые давно известны кому следует, а в больницу его упекли, чтобы не баламутил народ. Думаю, что в этой области не только ведутся разработки, но и получены определенные результаты, так что компетентные органы тоже изо всех сил ищут журналиста Воскобойникова как чересчур осведомленного. Только они допускают ошибку, просеивая через мелкое сито тех, кому в шестьдесят четвертом году было около двадцати пяти, а сейчас, следовательно, под восемьдесят. Помнишь, чем, по словам Ильи Аштовича, его отец объяснял свое полное доверие к журналисту?