Сергей Зацаринный - Шведское огниво

Отъезжающий промолчал. Видно было, что он не знает ответа на этот вопрос. Возможно, ответ был слишком печальным и очевидным.

– Кому некуда плыть, никакой ветер не будет попутным, – сказал Туртас после долгого молчания.

Всем стало ещё грустнее. Наверное потому, что само хмурое утро располагало к этому. Мёртвая тишина на пристани, мутный призрак огромного города за пеленой дождя, тёмная, словно уходящая в никуда, дорога-река.

Оцепенение стряхнул русобородый. Было видно, что он человек действия:

– Долгие проводы – долгие слёзы. Эй, ты! – повелительно окрикнул он стражника, – Покличь-ка сюда побережника с корабельщиком!

При этих словах будто ненароком приоткрыл полу плаща, из под которой мелькнул золочёный шёлковый пояс. Можно было этого не делать. Стражник и так превосходно знал, что перед ним наиб самого эмира Сарая, что на груди его под плащом красуется золочёная пайцза с надписью: «Кто не повинуется – умрёт» и что на берегу, за пристанскими конторами, его ожидает конная стража из ханских гвардейцев.

Охранник не смог отказать себе в удовольствии не бегать под дождём, а повелительно заорать дурным голосом:

– Побережника и корабельщика к наибу светлейшего эмира!

Перепуганный насмерть смотритель пристани только сейчас рассмотрел, кто, закрывшись плащом, провожает корабль. Давясь недожёваным куском, он, низко кланяясь, торопливо докладывал на бегу:

– Путник занял каюту на корме. Навесил свой замок с печатью. Самого нет. Так бы давно вещи сгрузили и отправили. А замок с печатью ломать – дело хлопотное.

Наиб кивнул. Нежелание связываться с запертой каютой ему было понятно. Не будь замка вещи уже давно сложили в мешки, опечатали и положили в контору на пристани. А так нужно проводить ещё и осмотр каюты со свидетелями и описью. Действительно, проще подождать.

– Много товара везёт? – спросил наиб корабельщика.

– Да нет, один сундук дорожный.

– А чего отдельную каюту занял? Слуги?

– Один.

– Кто такой?

– Назвался Иовом. Из Новгорода.

При этих словах наиб оживился:

– Сказал, где в Сарае остановился?

Корабельщик растерянно развёл руками:

– Пришёл позавчера, сказал, что нужна отдельная каюта до Нового Сарая. Заплатил вперёд не торгуясь. Сразу приволокли сундук, навесили замок. А к отплытию не пришёл.

Наиб решительно двинулся по мосткам:

– Ломайте! – повернулся к юноше, – Илгизар, возьми у них бумагу и чернильницу. Напиши всё, что надо. Я свою печать приложу, чтобы разговора не было.

С замком вышла заминка. Дорогой и мудрёный. С пружиной внутри.

– Такие, обычно булгарцы делают. Просто так не собьёшь – пилить надо.

Пилить не стали, оторвали скобу вместе с замком. Корабельщик только молча повздыхал.

Вещей действительно оказалось немного. Только дорожный сундук, как и было сказано. Да ещё в углу, что-то вроде короба, накрытое холстом.

– Голуби! – удивлённо воскликнул наиб, сняв покрывало.

Просунувшийся из-за его спины сквозь узкую дверь Туртас подтвердил:

– Самые лучшие, египетские. В наших краях таких не достать.

– Почтовые, значит? – наиб строго обернулся к побережнику, – А говоришь только сундук?

Тот смутился:

– Так ведь не купец, простой путник. Товара нет. Пошлину брать не с чего. Теперь вот сам ума не приложу чего с ними делать. Сундук под замок положу, а птиц? Их ведь кормить-поить нужно. А подохнут?

Все молча смотрели на клетку.

– Давай я за ними присмотрю, – неожиданно подал голос Туртас, – Птички хорошие, дорогие, за ними особый уход нужен. А им, гляжу хозяин даже воды налил еле-еле. Только семечек насыпал.

Наиб заметно повеселел. Ему явно было по душе, что Туртас остаётся. Он махнул стражникам – сгружайте сундук, и сам взял тяжёлую клетку с голубями.

– Всё забираю. Если кто будет спрашивать вещи, посылайте ко мне.

Туртасу собираться было совсем нечего. Вещей – один дорожный мешок. Он перекинул его на причал и забрал клетку у наиба. Вздохнув облегчённо, тот махнул корабельщику: «Отваливай!»

Стражники, обрадованные, что наконец закончилось торчание под дождём, весело схватили сундук и устремились вслед за наибом. Сзади плёлся побережник. Когда уже поднялись от причала на берег, наиб недоумённо обернулся:

– Чего они не отваливают?

Действительно. На корабле даже не убрали сходни.

– Ему бы поторопиться, сколько времени потерял, а он медлит.

Когда подошли к воротам пристани, где наиба дожидалась конная стража, он обратился к юноше:

– Сбегай, Илгизар, глянь ещё раз, чего они медлят? Только глаза им не мозоль.

Тот понимающе кивнул и побежал назад.

– Не нравится мне всё это, – буркнул под нос наиб, – Что это за Иов Новгородец? Если он русский, то должен был в русском квартале объявиться. А у нас там о нём никто не слышал.

Наиб был русским, из поповских детей. Не пожелав идти по стопам отца, смолоду подался на ханскую службу, в писцы. За долгие годы монгольский халат и шапочка стали для него привычнее рубахи. Жил по прежнему в русском квартале, в доме отца. Так уж повелось. Мусульмане в Сарае селились больше по месту, откуда приехали: булгары с булгарами, хорезмийцы с хорезмийцами. Персы отдельно. Арабы отгородились в своём квартале. Православные селились своим приходом. Там у них была церковь, монастырь, палаты епископа. Квартал назывался русским. Принял черкес или буртас православие – перебирается сюда. И уже тоже русским считается.

Наиб не стал по примеру многих переходить в мусульмане, после того, как хан Узбек тринадцать лет назад объявил себя султаном Мухаммедом, защитником ислама. Службе это не мешало. Хотя мусульмане в последнее время всё больше забирали силу.

Вернулся Илгизар.

– Там ещё один человек с корабля сошёл. Передумал плыть.

Наиб почесал затылок:

– По всему видать попутчик этого самого Иова. Соглядатай. Ты вот что, Илгизар. Проследи потихоньку за этим человеком. Куда он подастся, кто такой.

– Думаю, парень этот не так прост, коли за кем-то следил, – неожиданно подал голос старичок, – и Илгизара он сразу заметит. Давай-ка лучше я за ним похожу. Мой ведь хлеб такой – с места на место слоняться. Все меня знают, никто не замечает. В любое место могу зайти – кто подумает что дурное на сказочника Бахрама?

– Вот и хорошо, – согласился наиб, – тогда приходи вечером ко мне в ханский дворец. А ты Туртас где пока поселишься? С птичками?

– Да вот у Бахрама и поселюсь. За городом. Место привольное

Старый Бахрам не соврал. Не было в Сарае Богохранимом другого человека, который бы так привычно и незаметно слился с этим городом. Даже старики уже не помнили, когда и откуда появился этот невысокий, немного сутулый сказочник с умными, всегда улыбающимися глазами. Говорили, что он перс и приплыл из-за моря ещё лет сорок назад, когда в царстве ильхана Аргуна стали бить евреев и христиан. Тогда много народа бежало из тех краёв в улус Джучи, где мудрая Яса Чингисхана давала защиту и покровительство человеку любой веры. Тем более, что религиозные распри случались там снова и снова.