Лариса Соболева - Желтые розы для актрисы

— Не понимаю, зачем? — только и вымолвил вчера поздно вечером Геннадий Петрович после того, как осветители обследовали все на колосниках и сцену, чтобы выяснить причины падения софита. Днем не успели понять, не поняли ни черта и вечером.

— Зачем открутили? — переспросил Ян Адамович. — Ну, из хулиганских побуждений… чтобы упал софит.

— Чтобы упал? — обалдел Геннадий Петрович, он никак не мог понять цели диверсанта. — Зачем?!

— Да что ты меня пытаешь! — взорвался всегда спокойный Ян. — Заладил: зачем да зачем! Не знаю! Не понимаю! Никого не подозреваю! Идиотизм какой-то. По большому счету, нужно полицию вызвать.

— Только не это! — взвизгнул главреж, замахав руками, хотя понимал, что Ян прав: от софита дурно пахло.

— Сам не хочу, — признался Ян. — Кто будет виноват? Я. Я же отвечаю за аппаратуру.

А скандал?! Нет-нет, только не это. Решено было усилить контроль за безопасностью и понаблюдать за всеми сообща… Ну, типа пошпионить.

Ресторан был пуст. От слова «совсем». Маленький ресторан с круглыми столиками на две-четыре персоны, отделанный в желто-коричневых тонах, находился недалеко от театра, но артисты на обед сюда не бегали — зарплата не позволяет. А Геннадий Петрович захаживал иногда, здесь он не боялся открыто говорить о проблеме, потому что подслушивать некому да и незачем.

Надо сказать, история странная, если не хуже, даже Анфиса поначалу растерялась и молчала с минуту, выслушав, что именно беспокоило Гену. Но вот она налила в стакан минеральной воды, правда, прежде чем выпить хотя бы глоток, задумчиво сказала:

— И я не понимаю, кому понадобилось и зачем? Какая-то тупая выходка… а если шутка, то слишком злая. Софит мог упасть на голову любому из нас.

— До падения там сидела Боярова… в кресле сидела… Его ставят у второй кулисы, чтобы при смене картины сразу вынести на точку.

— Я помню, где оно стоит.

— Саша поднялась, и тут грохнулась эта бандура. Прямо в кресло.

— Жуть какая! — передернула плечами Анфиса. — Ее могло попросту убить. Но открутить болты специально, перерезать кабель, чтобы софит уж точно упал… нет, Гена, это невозможно, никто не мог… нет! И цель — какая? Кто-то хотел сорвать премьеру? Тогда выбор времени странный — почему за день до премьеры, а не на премьере? Кстати, ты-то что думаешь? Только честно.

Он сначала тоже выпил водички. У творческих людей интуиция развита, как у змей чутье перед землетрясением, Геннадий Петрович чуял: что-то тут не то, какая-то гнусная интрига, и ему показалось, он догадывается, откуда ветер дует:

— Либо по заказу городской администрации провоцируют крупный скандал, так сказать, создают повод, чтобы закрыть нас, ну, или хотя бы урезать до минимума финансирование.

— Ге-ена… — протянула Анфиса, давая понять уже интонацией, что его предположение глупое. — Нашим чинушам повод не нужен, им бояться некого, а высокому начальству на нас вообще начхать, оно не видит тех, кто внизу. И потом, дорогой, финансирование идет из центра, а не из городской казны. Остается второе «либо».

— Что? — не понял он.

— Ну, ты сказал: либо по заказу администрации софит упал, либо… что?

— А, — вспомнил, наливая себе второй раз воды. — Не знаю. Представляешь? Не-зна-ю!

Анфиса подумала и нашла самое удобоваримое объяснение:

— А разве не могли эти болты сами расшататься и выпасть, а кабель оборваться под тяжестью?

— Одновременно все? Не могли.

— Ты так категоричен, а если…

— Исключено, — перебил Геннадий Петрович. — Ян, поверь, разбирается лучше всякой экспертизы в софитах, креплениях и… так далее. Мы решили не вызывать полицию, только я теперь думаю, зря не вызвали. У меня к тебе просьба или… нет, приказ. Прекрати кусать Боярову…

— Я всех кусаю, не люблю нашего брата…

— Помолчи. А то мало ли, вдруг кому-то в голову взбредет подлая мысль, что ты и сбросила на нее софит? Твой язык — твой первейший враг.

От возмущения Анфиса хватала ртом воздух, словно умирающая золотая рыбка на песке у ног браконьера. Однако шок проходит, какой бы силы он ни был, а первейшая актриса по характеру женщина крепкая, она выдержала испытание даже медными трубами! Потому опомнилась быстро и взяла в руки меню.

— Так… — сказала Анфиса, глядя на строчки и цены. — Нанесем максимальный материальный ущерб нашему главному режиссеру…

Это была пауза, чтобы окончательно укротить гнев, пауза, чтобы мгновенно обдумать ситуацию и сделать выводы, а намек главрежа такой топорный, что заслуживал Гена самой страшной кары. Неожиданно Анфиса подалась через столик к нему корпусом и угрожающе процедила:

— Гена, запомни: чтоб я больше никогда не слышала тех слов, которые ты произнес последними, понял? Ты на что намекаешь? Что у какого-то идиота может возникнуть мысль, будто я покушалась на Боярову? А как, интересно, я могла сбросить на нее софит, не находясь на колосниках, а? Я пришла в театр последней, а когда начался прогон, Дина надевала мне парик. Ну, согласись: чтобы попасть точно на Боярову, нужно стоять на колосниках, у нас аппаратура не управляется дистанционно. Я знаю, что ты так не думаешь, но слова… они имеют свойство отпечатываться в мозгах недоумков и трансформироваться в неоспоримую теорию. Больше не зли меня, ладно?

— Понял, — кивнул он, вздохнув. — Ты выбрала?

— Да, — откинулась Анфиса на спинку кресла. — Мясо. Самое дорогое. Я голодная.

Сегодня не только премьера, сегодня еще и открытие сезона — двойной праздник. Как обычно, Саша пришла в театр за полтора часа, переоделась в халатик и села гримироваться, но делала все автоматически, собственно, любая актриса нарисует лицо с закрытыми глазами, дело не в этом.

Вчерашняя утренняя репетиция прошла на автопилоте, то есть плохо, и неудивительно после того, как упал софит с точностью в кресло, в котором сидела несколько секунд назад Саша. Разумеется, режиссер и все, кто был в это время в театре, включая директора, прибежали за кулисы, стоял дикий ор — как, почему, кто недоглядел?! Бедняга Ян Адамович клялся и божился, что не понимает, почему грохнулся софит. Тут же он залез по лестнице, расположенной у портала, на колосники и оттуда бросал фразы: мол, перед каждой премьерой устраивает профилактику, два дня назад проверял лично каждый болт, все было в порядке…

Тем не менее! Софит упал? Упал! И нет никаких оправданий никому. Когда Саша бросала взгляд на покалеченное кресло, невольно ежилась, ведь, не будь у нее конфеты, осталась бы она сидеть в кресле до последнего…

Сегодня страх вошел вместе с ней в гримерку, сел рядом и наблюдал за молодой актрисой. Конечно, это образно говоря, однако она почти физически ощущала наличие зловещей субстанции, обещавшей своим присутствием большие сложности, неприятности, нечто плохое.