Лариса Соболева - Любовница Синей бороды

— А почему вы считаете, что название именно такое? — не успокаивался следователь.

— Сзади на холсте есть надпись: «Любовница Синей Бороды». И больше ничего. Ни даты создания, ни подписи художника.

— Я полный дилетант в живописи, но… Вы ведь сказали, что картину написал крепостной и, если не ошибаюсь, русский живописец, так?

— Да, все верно.

— Откуда же вы знаете, что ее писал русский живописец, тем более крепостной?

— Ну, во-первых, определен возраст картины. Во-вторых, надпись. Надпись сделана на русском языке и в то время, когда создана картина. Название написано не чернилами, а краской. Эта же краска, вернее цвет, встречается на полотне. Вероятней всего, именно автор картины написал название, поэтому мы решили, что создал ее русский живописец.

— Но почему он крепостной? — не унимался Щукин, будто это важно — в рабстве находился художник или был свободным. Скорее, Архип Лукич удовлетворял свое любопытство, как удовлетворяли его жены Синей Бороды из сказки, заглядывая в запретную комнату.

— Картина, безусловно, написана талантливым художником, но самодеятельным, сама манера об этом говорит. Русские художники, прошедшие академическую школу, писали иначе, добротней, грамотней. Если смотреть на оригинал, то заметны мазки, а это нехарактерно для тогдашней живописи, в то время увлекались светотенью, мазки сглаживали. Отсюда следует, что писал художник, не получивший образования, а работавший по наитию. Надо еще учесть, что знать всячески поощряла рвение к искусствам в своих холопах, ведь это поднимало престиж собственника. Вот мы и сделали вывод, что написал портрет крепостной.

— Вы не знаете, кто-нибудь проявлял интерес к картине? Я имею в виду особый интерес? Может, один и тот же человек часто приходил в музей, подолгу любовался ею?

— Не знаю. Надо у девочек спросить, которые проводят экскурсии.

— У меня просьба, Зоя Федоровна. Постарайтесь отыскать сведения о картине, может, где-то все же есть упоминания о ней.

— Обещаю сделать все возможное.

Архип Лукич вернулся в зал, приблизился к эксперту:

— Ну, что тут у вас?

— Обычное дело, — не утешил Натан Ефимович. — А вы надеялись, что преступники оставят пальчики, отпечатки ботинок, волосы или какую-нибудь вещицу? Нет, к сожалению, все чисто. На мой взгляд, Архип Лукич, самая большая ошибка цивилизации — переизбыток информации. Человек в наше время знает слишком много такого, что знать ему вовсе не нужно. Телевидение, радио, газеты усердно информируют население о преступлениях и методах их раскрытия, в результате преступники извлекают уроки, становятся предельно осторожными и предусмотрительными. Вам так не кажется?

— Кажется, кажется, — покивал Архип Лукич, пристально оглядывая зал музея, словно сейчас ему должно было открыться то, чего остальные не замечают.

Когда-то здесь танцевало на балах местное высшее общество. Вон там, наверху, наверняка сидел маленький оркестр. Дамы порхали вокруг кавалеров, обмахиваясь веерами и источая аромат терпких духов. Элегантные кавалеры щеголяли изысканными манерами. Они дрались на дуэлях из-за дам, не пили, как лошади, водку, не курили всякую солому… Кстати, не пора ли покурить?

— Угадайте, сколько было преступников? — сощурился эксперт.

— Не батальон, — нашелся Щукин, думая лишь о том, с чего начать поиски преступников. Ему ох как не хотелось пополнить список своих нераскрытых дел.

— Точно! — подхватил пожилой эксперт. — Их было двое.

«Какая разница — двое, трое? — подумал следователь. — Картину украли, ее предстоит искать. Причем искать не шедевр. Как это увязать?»

— Я водил сюда внуков, друзей, которые приезжали погостить ко мне. Что в нашем городе можно показать культурное? Не кабаки же! В первую очередь — музеи, парки, старые улочки. Должен сказать, рама меня поразила…

— Натан Ефимович, только не выдвигайте версию, что украли рамку, а картину прихватили довеском. Не поверю.

— Я разве это утверждал? — пробасил эксперт. — Конечно, украли картину. Почему вместе с рамой — версий у меня нет. Так вот, сама картина в форме прямоугольника, размером семьдесят сантиметров на метр. В общем-то небольшая. Величие придавала ей рама, она великолепна, неповторима. Ширина обрамления двадцать сантиметров. Кстати, в те времена даже небольшое полотно вставляли в широкие рамы, сосредоточивая внимание на картине. Но я отвлекся. Висел портрет достаточно высоко. Поднявшись на цыпочки, его не снимешь, грабители подставили стул. Снимать картину одному рискованно — все-таки она громоздкая, тяжелая, можно уронить, разбить раму. Далее. Нужно было отключить сигнализацию, камеры слежения, обеспечить безопасность на выходе… Видите, сколько работы? Двое работали.

Разминая сигарету, Щукин думал о том, где прятались грабители до ограбления. Не вошли же они запросто ночью, поздоровавшись со сторожем за руку? Кстати, о стороже. В музее должен быть сторож. Архип Лукич поспешил на поиски охранника музея.

Его уже допрашивал Гена. Ему можно доверить допрос, он парень серьезный, хоть и молодой. М-да, пожилой человек, каким являлся сторож, не в состоянии обеспечить надежную охрану музею, это так — живая единица среди неживых экспонатов, способная в лучшем случае нажать на кнопку сигнализации. Ключ, которым запирается дверь, после того как уйдет последний сотрудник музея, только у него. Да, замки могли бы быть и понадежней, сигнализация допотопная. Но как же зашли и вышли преступники? Архип Лукич отошел к окну, внимательно слушая сторожа.

— К десяти стали подтягиваться музейщики, тогда-то и обнаружилась пропажа, — рассказывал тот.

— Но все двери были заперты до появления сотрудников музея? — поинтересовался Гена.

— Именно так! Я сам поразился! — нервничал сторож.

— Простите, — вмешался в разговор Щукин, — вы проверяете двери перед сменой?

— А как же! Все были заперты, — волнуясь, ответил сторож.

— И окна?

— Окна ночью не проверял, их смотрители закрывают. Сейчас лето, окна днем открывают, а потом закрывают. Но когда обнаружилась пропажа картины, окна мы сами тут же проверили — закрыты были изнутри, клянусь! На второй этаж без лестницы не взберешься — очень высоко, а напротив жилые дома… воров могли заметить. Я бы на их месте не стал так рисковать.

— Понятно, — сказал Архип Лукич. — Что вы делали ночью?

— Допоздна смотрел футбол, у нас тут маленький телевизор. Футбол закончился в половине второго ночи. Потом прилег — нам для отдыха диван поставили — с газетой и… заснул. Обычно я не сплю здесь, читаю. Знаете ли, музей, экспонаты всякие, портреты, тишина… тут плохо спится, черт знает что мерещится. Ну, иногда кажется, привидения бродят. Я суеверный, поэтому не сплю. А тут… заснул. Сам не понял, как получилось. Проснулся, когда в дверь тарабанила уборщица. Еле поднялся, голова, как отваливалась, а я не пил вчера.