Валерий Ильичёв - Соблазн [сборник]

Внезапное известие о страшной болезни ребёнка поразило её своей несправедливостью.

Врачи объявили о необходимости срочной операции за границей. И племянница, которую тут же бросил временный воздыхатель, в слезах прибежала к ней:

— Тетя Клава, спасай! Мужики дело наживное, а Лёлька у меня одна. Без неё я жить не стану. Достань денег на операцию. Век за тебя молиться буду. Спасай!

— Да, где же я возьму тебе такую сумму? Опомнись.

— Говорила же тебе оформлять квартиру в собственность. А ты отказалась, опасаясь, что мы с Лёлькой твоей смерти ждать будем. Вот бы сейчас жилплощадь продать было кстати.

— Что теперь говорить напрасно. Есть у меня кое-какие накопления и «гробовые» деньги. Отдам их на операцию. Авось, как-нибудь похороните. Только этого мало.

— Нам благотворительный фонд обещал в будущем помочь. Но первый взнос надо сейчас заплатить. Я тоже внесу лепту и отнесу в ломбард пару золотых цепочек и кулон. А ты, тётя Клава, подумай, где ещё денег взять.

Племянница убежала, а старая женщина беспомощно осмотрелась. Вокруг стояла ущербная никому не нужная мебель. И взгляд Клавдии Сергеевны невольно остановился на портрете юноши в футболке. И хотя старушка не хотела признаться самой себе, она уже приняла невыносимое для себя решение. Но для успокоения растревоженной совести ей хотелось разделить ответственность и получить одобрение невольного свидетеля её нелёгкой жизни. Но юноша на портрете отстранённо молчал. И Клавдия Сергеевна заговорила горячо и быстро, словно боясь, что её перебьют:

— Ты должен понять, насколько расставание с тобою для меня тяжело. Но ради спасения Лёли я готова на всё. И зачем мне картина на стене, если твой образ навсегда останется со мною? И в трудные минуты я вновь прибегу к тебе за помощью. И ты мне не откажешь. Ведь, правда? Ну, дай хоть какой-нибудь знак! Прошу тебя!

Так и не получив одобрения, старушка тяжело вздохнула и отправилась к потрескавшемуся комоду. Немного подумав, достала новую недавно купленную наволочку. Ей не хотелось заворачивать дорогую её сердцу вещь в изношенную и порванную материю. Сняв портрет с гвоздя, начала торопливо её упаковывать. Но картина зацепилась узорчатой рамой за край материи, словно не желая покидать привычный уют. Клавдия Сергеевна раздражённо попыталась силой запихнуть портрет в наволочку. Но тот упорно сопротивлялся. И в этот момент она заметила осуждение и упрёк в глазах человека, не желающего смириться с ожидающим их расставанием.

Клавдия Сергеевна тут же постаралась себя убедить, что это просто наваждение от её потревоженной совести. Наконец, ей удалось засунуть картину в наволочку. И аккуратно обвязав её верёвкой, она поехала в известный антикварный магазин. Сидя в автобусе, Клавдия Сергеевна незаметно поглаживала свою драгоценную ношу, словно успокаивая ребёнка, испуганного первым выходом из дома в неизведанный мир. Она надеялась выручить за старое, по её понятиям, произведение искусства большую сумму денег.

Клавдия Сергеевна не знала, что антиквар уже привык к частым визитам стариков, приносящих на продажу привычные с детства предметы. Он артистично разыгрывал безразличие к появлению выгодной для перепродажи вещи, а затем, проявляя мнимое сочувствие, снисходительно предлагал смехотворно низкую цену. Его уже давно не удивляла покорность, с которой пожилые люди из-за крайней нужды соглашались расстаться с дорогими их сердцам вещами.

Но в это утро антиквар думал совсем не о наживе. Его продолжали волновать недавние события. Он исхитрился дорого перепродать изготовленный современным умельцем под старину портсигар случайному покупателю как старинную вещь, принадлежащую видному представителю древнего княжеского рода. Но новый владелец «фалыпака» оказался родственником влиятельного бандита. И тот, обнаружив подлог, подослал к антиквару своих людей с требованием возврата денег и уплаты крупной суммы за причинённое беспокойство.

Антиквар обратился за защитой к своей «крыше». Но те, узнав, с кем придётся иметь дело, только развели руками. С представителями грозной мафиозной группировки им было не совладать, и они предложили беспрекословно заплатить и надеяться на прощение обиженного им уважаемого человека. И всерьёз обеспокоенный за свою жизнь антиквар, который никогда не верил в потусторонние силы, поспешил в церковь в соседнем переулке. Там он истово молил о заступничестве, клятвенно обещая в случае спасения пожертвовать на благие цели пятьдесят тысяч рублей. И хотя антиквар всерьёз не верил в божественную помощь, на следующий день бандиты явились к нему настроенные более миролюбиво. Они не хотели портить отношения с его криминальными покровителями и потому взяли только деньги, уплаченные за фальшивый, якобы серебряный, портсигар.

И антиквар, горячо возблагодарив Бога за чудесное спасение, вознамерился отнести обещанную крупную сумму в церковь. Но, пожалев о своём неосторожном обещании, решил, что вполне будет достаточно и гораздо меньшей суммы. А потом и вообще сумел уговорить себя, что небесные силы к его удаче не имеют отношения, и потому не нужно отдавать деньги на потребу попам. Но мысль, что Бог всё-таки есть, подспудно продолжала его беспокоить, и он продолжал торговаться с самим собою, не зная какой суммы для нужд церкви будет достаточно, чтобы не обидеть потусторонние силы.

В этих мучительных раздумьях его и застал приход Клавдии Сергеевны. Опытным взглядом антиквар по неуверенной походке и бегающему взгляду сразу распознал очередную легковерную жертву. Он терпеливо наблюдал, как старушка развязывает верёвку и с гордостью, словно редкое античное произведение, достаёт своё сокровище. Едва взглянув на портрет и подпись художника, антиквар безошибочно определил:

«Этот мастер больше известен за рубежом как авангардист. Но его раннее увлечение социалистическим реализмом тоже представляет интерес. За этот портрет любители советского искусства двадцатых годов прошлого столетия выложат не менее трёхсот тысяч рублей. И это только начальная цена».

И антиквар начал обычную игру. Небрежно махнув рукой, он заявил:

— Мамаша, это старьё ныне никому не нужно. Разве только рама с живописными резными узорами небольших денег стоит. Я этот портрет быстро продать не смогу. Будет в магазине зря пылиться, и только место занимать. У меня и так помещение тесное. Могу предложить от силы пятнадцать тысяч, и то из уважения к вашему почтенному возрасту.

— Да, что вы такое говорите?! Да у меня почти пенсия такая!

— Вот и появятся деньги на сушки с конфетами, чтобы чай попить.

— Я не ради сладостей решила с портретом расстаться. Деньги на лечение внучки понадобились. Меньше чем за пятьдесят тысяч я её не отдам!