Николас Фрилинг - Ать-два!

— С удовольствием, спасибо.

Горький и мутный, но по-настоящему крепкий кофе с почти таким же крепким ромом принес ему облегчение. Волосатый старик следил за ним с одобрением.

— Вы не обидитесь? — спросил Ван дер Вальк, сжимая в руке пятифранковый банкнот.

— Мой дорогой месье, во Франции никто никогда не обижается, когда ему предлагают деньги. Позвольте мне теперь объяснить вам, куда идти: вверх по лестнице, на второй этаж, а там повернете налево. Не первая дверь — это чулан, — а следующая. Номер 29. И я вас сердечно благодарю. Могу я еще чем-то вам помочь?

— Что за человек полковник?

— Он? Очень славный, — сказал вахтер без запинки. — Очень вежливый и терпеть не может доставлять кому-либо беспокойство.

Основательно подкрепившийся, комиссар довольно легко преодолел ступеньки и без проблем миновал чулан. Надпись гласила: «Постучите и войдите». Он так и сделал.

Просторная комната с голыми стенами. В комнате нет ничего, кроме унылого бюро, поставленного под углом к окну так, чтобы освещение было оптимальным. Вдоль стен — простые некрашеные полки, заставленные серыми картонными папками. За столом сидел крупный мужчина с коротко стриженными седыми волосами и в очках в золоченой оправе. Приветствуя вошедшего, мужчина снял очки и встал. На нем был скромный серый костюм. Полковник раздался в поясе, как все мужчины среднего возраста, которые в молодости занимались спортом, но в военной форме смотрелся бы неплохо. Правый рукав его костюма был засунут в карман пиджака; широкое выбритое лицо было приветливым и умным. И Ван дер Вальк нисколько не удивился тому, что старый вахтер ничего не преувеличил, стараясь угодить ему. Приятный человек.

Но суровый: голос низкий и красивый, но каждый слог произносит четко, весомо и резко. Анри Матисс, режущий ножницами бумагу.

— Доброе утро. Проходите. Садитесь, пожалуйста. — Он, естественно, подал левую руку. (Этот человек не говорил избитых фраз типа «Чем я могу вам помочь?») — Мне говорил о вас генерал. Вы ему звонили, как он мне сказал. Вы — офицер полиции… из Амстердама, как я понимаю? Вы не примете за недружественное проявление, если я попрошу вас показать документ, удостоверяющий вашу личность?

Ван дер Вальк порылся в карманах и извлек свои документы.

Полковник Вуазен снова надел очки и проявил заметную ловкость, действуя одной рукой. Он собрал бумаги вместе, придвинул их к себе, поднял и учтиво протянул владельцу. Без всяких затруднений он снял колпачок с ручки и сделал короткую запись мелким почерком в лежащем перед ним блокноте.

— Месье комиссар, генерал обязан был принять скорое решение, располагая очень скудной информацией. Это его работа. Моя обязанность — подробно изучить представленное мне дело. Не будете ли вы добры детально изложить ваш вопрос?

— Пять дней назад одна молодая женщина по имени Эстер Маркс была застрелена в своей квартире в Голландии. Я — офицер, отвечающий за расследование этого убийства. Она была замужем за сержантом голландской армии, их брак был заключен во Франции. Он служил здесь в войсках НАТО, а она была военной медсестрой. Сбор рутинной информации у различных здешних властей высветил только один факт, и он, естественно, очень извращенный. В то время, как что-то, без сомнения, известно об этой женщине — может быть, что-то постыдное или даже дурное, а возможно, и криминальное, — очевидно и явное нежелание говорить об этом. Это первое.

Меня посетил представитель ДСТ, а возможно, СДЕСЕ — не всегда можно понять разницу. Убийство этой женщины было совершено чисто, с помощью автоматического оружия. Можно предположить, что это убийство было политическим. Визит сюда убедил меня, что это не так. Это второе.

Оба соображения были тут же коротко и аккуратно записаны.

— Один из тех, с кем я беседовал, поняв, что меня не удовлетворит та скудная информация, которую мне выдают, Дал мне дружескую неофициальную подсказку… намек на то, на что я мог бы рассчитывать. Есть некая туманная связь этой женщины с Дьенбьенфу. Случилось так, что моя жена — француженка. У нее есть родственники на юге Франции, некоторым из них довелось воевать в Индокитае… и в Алжире. Ее мысли и реакция возбудили мое любопытство. Это третье. Четвертое — вскоре после замужества у этой женщины родился ребенок, в свидетельстве о рождении которого значится: «Отец неизвестен».

Я приехал в Марсель, чтобы поговорить с некоторыми из родственников моей жены. Послушавшись разумного совета, я встретился с одним человеком, который сказал мне без утайки, что Эстер Маркс действительно служила в Индокитае в 1954 году и состояла в связи с неким молодым офицером. Мне показалось естественным обратиться к властям за информацией об этом офицере. Тем не менее я почувствовал, что что-то замалчивается, когда затрагивается вопрос о войне в Алжире. Комментировать это не входит в мои обязанности.

Вуазен холодно кивнул.

— Среди всех советов, которые я получил, один был особенно ценным, — продолжал Ван дер Вальк ровным официальным тоном. — Обращаться, когда надо что-то узнать, на самый верх. Общеизвестно, что главнокомандующим 7-й группы был офицер, отличившийся во время защиты Дьенбьенфу. Офицер с абсолютно безупречной репутацией. Поразмыслив, я позвонил ему. Результатом стало то, что я представлен вам, мой полковник, и теперь вы знаете столько же, сколько я сам.

— Теперь мне понятнее, почему вы сделали этот… неожиданный… телефонный звонок. Довольно смелый поступок.

— С точки зрения тех, кто знает генерала? Согласен, мне потребовалась вся дерзость, на какую я только был способен.

Вуазен не улыбался. С другой стороны, разгневанным он тоже не выглядел.

— Эта дерзость — коль скоро вы сами употребили это слово — была, без сомнения, большим нарушением протокола. — Нельзя было понять, позабавило ли это его. — С точки зрения тех, кто знает генерала, — пауза, — это был, возможно, расчетливый шаг.

— Я не знаю его, — ответил комиссар с сожалением. — Скорее я думал о том, что ко всему изложенному в письменном виде относятся с осторожностью… да вы сами прекрасно понимаете это, мой полковник.

— Да, безусловно. Вам есть что добавить?

— Возможно, то, что в моем положении важно не допускать промедления. Мне предстоит вести расследование уголовного преступления. Эта женщина… поскольку я не могу больше уберечь ее, мой долг ее защитить.

Полковник Вуазен какое-то время переваривал эту фразу, изучая ее под разными углами зрения.

— Да, — сказал он наконец. — Ваш долг, безусловно, задать некоторые вопросы. Моим долгом будет ответить на некоторые из них. На остальные… Что ж, вы вправе прозондировать. Если я не ошибаюсь, вы хотели бы побольше узнать о лейтенанте Лафорэ… Я не спрашиваю вас о том, каким образом вам стало известно это имя. Скорее всего, вы не захотите мне сказать этого. Но ответьте, что дает вам основания предполагать, что мужчина, служивший в 1954 году в войсках за рубежом, имеет какое-то отношение к смерти какой-то женщины в Голландии?