Николас Фрилинг - Ать-два!

— Однако… значит, Лафорэ совершил что-то неблаговидное? В чем заключалась его вина?

— Он дезертировал… перед лицом врага. Тем не менее его не расстреляли за это.

— А она… ребенок родился у нее только спустя несколько лет… О господи… вы хотите сказать, что она этого не знала. А потом узнала.

— Вы попали в точку. Никто не знал. Несколько опорных пунктов, в особенности расположенных по периметру лагеря, были захвачены и так и не отбиты снова. Офицеры и солдаты объявлены пропавшими без вести. Очень долго после этого не было известно, попали они в плен или были убиты. И никогда не выяснилось, умерли ли некоторые от ран или во вражеском плену. Не исключается, что все пали духом перед лицом врага. Существует легенда, что один из офицеров на «Беатрис» запросил пощады. Это было опровергнуто как вьетнамская пропаганда.

— Что-то в вашем тоне, мой полковник, говорит мне, что вас не вполне удовлетворяют легенды о Дьенбьенфу.

— Это неуместное заявление.

— В таком случае прошу меня простить.

Вуазен встал, подошел к окну и какое-то время постоял там, прежде чем снова повернуться к Ван дер Вальку. Выражение с лица на фоне окна было непроницаемым.

— Я юрист. Я изучал уголовное право, но я также знаком с современными концепциями. Вот вы, например, знакомы с понятием «криминальный брак»? Существуют два участника преступления: преступник и жертва, связанные тем, что называют браком. Если, к примеру, кто-то намеревается ограбить старушку, а старушка кричит и бурно протестует, так что человек этот, испугавшись, бьет ее чем-то попавшим под руку, чтобы заставить замолчать — и убивает. Тяжкое убийство, не так ли, и к тому же совершенное в состоянии похмелья. Однако явно виновата сама старушка. Я привел простейший пример, в котором участвовали двое почти слабоумных людей. Но в большинстве кровавых преступлений выявляется такая же странная связь между преступником и его жертвой. — Его голос не стал теплее, но Ван дер Вальк закинул ногу на ногу и устроился поудобнее, почувствовав, что перед ним как будто две разные личности: профессионал, высказывающийся на интересующую его тему, и человек, пытающийся оправдать себя. — Мы — приверженцы юридических формул и незыблемых принципов. Военное право… Вы, комиссар, встречаетесь со многими людьми, формально, возможно, с уголовниками. Суды с готовностью принимают смягчающие обстоятельства, которые вы приводите. Вы не связаны такими понятиями, как «нарушение долга» и «воинская честь», поскольку гражданское общество более свободная формация, более меркантильная, более быстро реагирующая на малейшее ущемление свободы или удар по карману. В то время как загадочное понятие военной чести делает почти все наказания зависящими от стечения обстоятельств, за исключением двух самых больших предусмотренных законом мер: смерти и освобождения от должности, обе из которых равносильны бесчестью. Он был строго наказан. Лишен всех наград и уволен из армии. Но наказан справедливо.

— Никто, кроме Эстер, не собирался застрелить его?

Вуазен строго посмотрел на него:

— Смею утверждать, что вы слышали, что Ланглэ в Дьенбьенфу решил применить артиллерию против толпы дезертиров, получивших прозвище «Крысы Нам-Юма». Но он не сделал этого. Осмелюсь сказать, что Эстер Маркс испытывала некоторую жалость, стреляя в него.

— Она стреляла в него до… или после того, как стало известно о его дезертирстве?

— До. Не знаю, откуда она получила эту информацию. Возможно… наверняка даже… от самого Лафорэ. Бедняга… понимаете, он же очистился от этого. Его соратники-офицеры обнаружили его в руках вьетнамцев. Вьетнамцы, похоже, сами не осознали всего. Было немыслимо представить, чтобы офицер парашютно-десантных войск мог дезертировать. Сообщив вам так много, — его голос не изменился, — я могу сказать также, что многие вынуждали меня снять обвинение в дезертирстве, заменив его участием в мятеже. Я отказался, естественно. Только позже появилось некое негласное соглашение считать, что Лафорэ больше не существует.

— Так он не умер? — спросил Ван дер Вальк, пораженный.

— О нет. Она стреляла в него. Но он не умер. Он понес дополнительное наказание, когда медперсонал госпиталя дал ясно понять, что предпочел бы не спасать ему жизнь. И вдобавок когда его бывшие товарищи радостно лжесвидетельствовали, подтверждая, что его любовница действовала в целях самообороны.

— А что с ним случилось?

— Откуда мне знать? Он исчез… с успехом.

— Хотел бы я позволить ему и в дальнейшем исчезнуть, — с чувством сказал Ван дер Вальк.

— Вы полагаете, что это он убил Эстер Маркс?

— Не знаю. Мне придется перевернуть все, отыскивая то, что я предпочел бы не находить. Вытаскивать на свет старую неприязнь, горечь… и несправедливость. У меня почти нет сомнений. Но в полицейских делах никогда не может быть полной уверенности. Если я знаю, что муж ее не убивал, это не позволяет мне утверждать, что ее убил любовник. Я должен найти этого человека, и думаю, что вы, вероятно, сможете помочь мне в этом.

— Я привык к незавидным ситуациям, — согласился Вуазен. — Но мне не хочется снова охотиться на человека, которого уже однажды преследовали.

— Он сейчас штатский человек, мой полковник. Он имеет право на свои смягчающие обстоятельства.

— Мечты, — резко перебил Вуазен. — Мы так мало имеем. — Он написал что-то на листке бумаги и протянул его Ван дер Вальку. — Вы начали с генерала… и я отсылаю вас снова к генералу. Генералу парашютно-десантных войск.

На листке бумаги значились фамилия и адрес на улице Сент-Доминик в Париже.

«Что ж, по крайней мере, это на шаг ближе к дому», — подумал комиссар. Это могло быть с равным успехом, например, в По…

Когда под его тяжелыми шагами заскрипел песок на последних ступеньках, Ван дер Валька встретил лучезарно улыбающийся вахтер, державший в руках его согревшийся и высохший плащ:

— Желаю вам приятного аппетита.

— Спасибо, и вам того же.

А почему бы и нет? Почему не заглянуть в какой-нибудь теплый, приветливый пивной бар, где всегда есть капуста и сосиски, и не поесть там сытно? Опустив плечи, Ван дер Вальк побрел назад к центру города по неровным мостовым древних улиц, которые были такими же извилистыми и темными, как его мысли.

Вдруг какой-то голос за его спиной произнес:

— Как насчет того, чтобы перекусить, комиссар?

Ван дер Вальк обернулся, разъяренный. Только не это проклятое ДСТ!

— Что вы ходите за мной? Я готов вас убить, — прорычал он.

— Ну что вы, комиссар! Убить человека, который только что пригласил вас на обед?

— Да.

— Ну хорошо, тогда я плачу за обед. — Он сунул руку в карман, вынул полную пригоршню мелочи и начал дурачиться. — Один, два, три… бог мой, да это же швейцарский франк, он-то как здесь оказался?.. четыре, четыре пятьдесят, четыре семьдесят, подождите немножко…