Николас Фрилинг - Ать-два!

— Ей не нравилось то, что вы служите в регулярных войсках?

Зомерлюст мотнул головой, как человек, отгоняющий назойливую муху.

— Она ничего не имела против, но не хотела иметь ничего общего с солдатскими лагерями… с моей жизнью здесь. Мы жили своей… частной жизнью.

Это прозвучало неубедительно, с некоторым отчаянием.

— Что ж, на этом все, — произнес Ван дер Вальк. — Я еще увижусь с вами, конечно. Буду держать вас в курсе. А Рут пока побудет у меня, хорошо? Пока вы не определитесь.

— Да, — вяло ответил он, все еще не осознавая происшедшего до конца.

Ван дер Вальк открыл дверь. Командир подразделения сидел по-мальчишески на краешке письменного стола, на котором лежала коричневато-желтая папка.

— Извините, что лишил вас вашего стола, полковник.

— Это было не очень долго. — Командир произнес это таким приветливым тоном, словно либо позвонил в военное ведомство, где ему велели быть повежливей с этой гражданской полицией, либо его кабинет прослушивался — кто знает, до чего еще додумается служба безопасности НАТО? — либо (что было наименее вероятно) теперь он был убежден в невиновности своего подчиненного так же твердо, как Ван дер Вальк. — Хорошо, Зомерлюст. Задержитесь на минуту, ладно? Вы будете мне нужны… Итак, комиссар?

— Очень славный человек. Никого он не убивал.

— Да, приятный парень. Не очень много пользы приносит как сержант, но свое дело знает хорошо.

— У него безупречное алиби. Мне надо будет послать своего человека, взять короткие показания у тех, кто работает с ним, чтобы очистить его от подозрений официально. Я буду признателен, если вы сможете организовать мне помощь в этом. Я полагаю, вы дадите ему увольнение по семейным обстоятельствам?

— Он служит в армии. Мы будем поддерживать его.

— Я хотел бы изучить его досье, если это возможно. У меня нет подозрений, но это может помочь мне понять, что он собой представляет.

— Да… вообще-то это армейское достояние… но вы ведь отнесетесь к этому как к конфиденциальной информации?

— Могу дать расписку, если хотите. — Он вспомнил, что военные расписываются за оружие.

— Нет-нет, но… это только для вашего личного сведения.

— Я позвоню вам, полковник. Очень скоро. И вероятнее всего, завтра же верну вам все с посыльным.

— Если сможете. Вы знаете, куда идти? Сержант!..

Стол Ван дер Валька был завален написанными от руки сообщениями. Он ненавидел магнитофонные записи.

«Пит Хартзюйкер ничего не может сообщить о «злоумышленнике» в доме на Ван-Леннеп».

«Рилк и Герард характеризуют отношения Зомерлюст-Маркс с соседями. Отрицательные при необычных обстоятельствах или в отношении индивидуальной дружбы».

«Лабо проявляет особый интерес к оружию, которое было определено как «узи». Что за черт?»

Действительно, что за черт?

— Дайте мне Амстердам, техническую службу… Лаборатория? Баллистики там?.. Сэм? Сэм! Ну и что это оказался за зверь? Японский мотоцикл?

В трубке послышался смешок.

— Вы недалеки от истины, мистер.

— То есть?

— Израильское, очень симпатичное, потрясающе простое, замечательное маленькое оружие.

— Сэмми, сынок, только не вдавайся в технические детали. Это утомляет меня. Эту штуку можно незаметно спрятать под плащом?

— При желании можно даже в брюках, мистер.

Поскольку единственным ответом на это могла бы стать непристойная брань, комиссар поблагодарил, положил трубку и задался вопросом, кто мог незаконно прогуливаться по Голландии с израильским автоматом. Все это было похоже на простое, аккуратное, сугубо профессиональное убийство, но такая мелодраматическая завитушка в стиле рококо раздражала и интриговала. Никакой голландец не стал бы так ребячиться. Профессионалы где бы то ни было пользовались обычным оружием среднего калибра национального производства, которое было легко добыть, содержать в исправности, обменять или устранить. Которое было трудно заметить, выследить или идентифицировать. Эффектным оружие было только у шпионов в музыкальных комедиях. Чтобы успокоиться, он достал досье сержанта Зомерлюста. Тот, по крайней мере, был здоровым голландским парнем, который никогда не выкидывал никаких фокусов. Но к своему удивлению, Ван дер Вальк немало ошибался.

Сорок лет. Родом из Брабанта. Римский католик. Профессия отца — металлург. Родители живы. Профессиональный военный, сверхсрочник. Хорошо разбирается в технике, первоклассный ружейный мастер. Сравнительно низкое звание объясняется распространенным явлением: повышение в звании, как правило, требует письменного экзамена, а он был в этом не силен. Образование ограничивалось средней школой. Отвратительный почерк. Всегда был лучшим в практике и худшим в теории. Тугодум. Следующая страница. Медицинская карта. Здоровье прекрасное. Зрение в норме, слух… Ага! Был ранен. Так-так, служил в Корее. И первый проблеск: этого человека наградили медалью. Он получил осколочное ранение в голову и руку, упомянут в списках отличившихся, направлен в сильно поредевшую пехоту. Снова ранение (в живот), долгое пребывание в тыловых госпиталях (Филиппины). Гм-гм-гм. Следующая страница. Служба в голландских частях в Новой Гвинее. Возвращение в Европу. Назначен в учебный лагерь НАТО в Ла-Корте, во Франции. Ранен в ногу осколком гранаты во время инцидента, виновником которого стал какой-то неуравновешенный новобранец, — объявлена благодарность в приказе, как сказано, за спасение жизни этого слабоумного. Шесть недель во французском военном госпитале. Ван дер Вальк листал взад и вперед страницы досье, стараясь получить полную картину жизни этого человека. Еще один проблеск неординарности. Встретил (в госпитале?) женщину с туманным прошлым и женился на ней.

Но тут было не так много об Эстер Маркс. Югославского происхождения, подданная Франции. Родилась в Па-де-Кале. Отец — шахтер. Профессия — медсестра.

Женщина, которая отказывалась говорить о своем прошлом. И брак, который не был одобрен командиром части, где служил Зомерлюст. Похоже, там было что-то, какой-то эпизод, который тяжело отразился на сержанте Зомерлюсте. Он понес наказание за это. Он не был осужден военным судом или еще как-то — незапятнанная репутация, ранения, медаль помогли ему. Но в звании его повышали медленно, и на протяжении всего досье встречались закодированные и написанные на военном жаргоне упоминания о различных непонятных наказаниях. Не очень типичных для тренировочного лагеря по тактическому ядерному оружию. Принятых в английских войсках, но не во французских или германских.

Может быть, это обычная натовская бредятина? Там было полно еще всякой всячины — участие в маневрах со скандинавскими частями, работа, связанная с танками, запоздалое присвоение нынешнего звания, направление в нынешнее подразделение — базовый склад механизированной пехоты. Внимание Ван дер Валька притупилось. Все было слишком неопределенно. Что означает «Не рекомендовано использовать для участия в наступательных операциях на театре военных действий Центральной Европы»? То, что проходило красной нитью через все досье, звучало почти как политическая неблагонадежность. Не было ли это как-то связано с его женитьбой на сомнительной югославке?