Александр Устинов - NEXT. Следующий. Книга 1. Отец — это звучит гордо

Александр Мошкин, известный в криминальных кругах под погонялом Санчо, давно уже смирился со своим отчасти выгодным и почетным положением правой руки именитого вора в законе Лавра. Опека над стареющим авторитетом и меломаническая привязанность к классической оперной музыке являлись двумя важнейшими жизненными критериями некогда, в молодости, отчаянного и удачливого вора. Санчо не сетовал на судьбу, да и грешно ему было бы. В свои пятьдесят или около того лет он чувствовал твердую почву под ногами и уверенность в завтрашнем дне. Уверенность, понятное дело, относительную. Ибо в криминальном мире, полном каждодневных сюрпризов и смертельно опасных жизненных поворотов, нельзя загадывать хоть что-то наперед. Мошкину это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Впрочем, сейчас этот лысеющий и полнеющий буквально на глазах господин не лихачил, как раньше. Напротив, Санчо казалось, что именно на данном жизненном этапе его существование вошло в спокойное и размеренное русло.

Санчо поставил на стол поднос, выудил из правого кармана широких брюк хирургические перчатки и с особой педантичностью короткими толстыми пальцами стал натягивать их на волосатые руки. Утренние приготовления, производящиеся незадолго до того момента, как должен был пробудиться почивавший на втором этаже особняка Лавр, являлись для Санчо целым процессом. Уже будучи в перчатках, он взял правой рукой с буфета хрустальную розеточку и водрузил ее на центр подноса. Левой подхватил стакан апельсинового сока. В скором времени на подносе появилась тарелка с кашей, за ней стакан горячего чая с лимоном, и лишь в завершение Санчо высыпал в пустую розеточку несколько капсулообразных пилюль.

Все приготовления доморощенного «дворецкого» заняли около пятнадцати минут. На протяжении всего этого времени Санчо был увлечен еще и тем, что наслаждался бессмертным произведением итальянского композитора Леонкавалло «Паяцы». Плеер мирно покоился в нагрудном кармане белоснежной рубашки Мошкина, а миниатюрный наушник в левом ухе Санчо транслировал выходную партию.

Справедливости ради следует отметить, что музыка являлась для Александра едва ли не единственной отдушиной в жизни. Именно в ней Санчо находил для себя внутреннюю гармонию и благодаря ей мог достигнуть состояния, весьма близкого к буддистской нирване. Мошкин отдавал предпочтение итальянской классической опере. Все обитатели роскошного особняка прекрасно знали об этом пунктике «дворецкого», и потому никого давно уже не удивлял тот факт, что его можно было встретить с плеером в холле или на лестнице практически в любое время суток.

Глаза соратника Лавра увлажнились, и он даже незаметно смахнул набежавшую скупую мужскую слезу. Оглянулся через плечо, проверяя, не заметил ли кто его слабости, и затем, убавив громкость плеера, поднял на руку серебряный поднос. Чайная ложечка в стакане предательски звякнула. Качнулась и розетка с пилюлями.

С гордо поднятой головой Санчо проследовал из кухни через ряд комнат первого этажа и остановился возле лестницы. Цепким пристальным взглядом окинул колоритные фигуры двух коротко стриженных братков, замерших, как мраморные изваяния, в двух высоких кожаных креслах. Ребятки, согласно их статусу, были облачены в черные стильные фраки и бабочки, что вступало в весьма сильный диссонанс с их природными зверскими выражениями лиц. К тому же оба фрака картинно топорщились возле левой подмышки и свидетельствовали о наличии огнестрельного оружия в наплечных кобурах. Бритоголовые честно и преданно несли вахту. Безопасность шефа превыше всего. Санчо улыбнулся и со знанием дела покачал головой в знак одобрения. Поправил поднос и зашагал вверх по лестнице.

Второй этаж роскошного комфортабельного особняка встретил лавровского подручного такой же гробовой тишиной, как и первый. Несмотря на свою комплекцию, Санчо бесшумно, по-кошачьи, двинулся вперед по направлению к спальне своего шефа. Приятная итальянская музыка по-прежнему радовала слух, перекликаясь в унисон с размерным посапыванием самого меломана.

Неожиданно с правой от Санчо стороны шевельнулась оконная штора и тут же энергично отдернулась. Солнечный луч блеснул отражением в серебряном подносе. Мошкин нервно вздрогнул и повернулся. Наушник выпал из привычного для него места и повис на уровне толстого пуза, раскачиваясь из стороны в сторону, подобно маятнику.

— Ессентуки, ты зачем шумишь? — зло прошипел здоровяк, обращаясь к широкоплечему, атлетически сложенному мужчине, облаченному в элегантный двубортный костюм.

Санчо не мог видеть лица собеседника, по причине того, что тот стоял спиной к свету, и его лицо терялось в собственной тени.

— «Жучков» ловлю, подслушку, — по-деловому парировал начальник лавровской службы безопасности.

— Ночью, что ли, «жучки» развелись? — Санчо недовольно покачал головой, демонстрируя тем самым искреннее пренебрежение к проводимой акции. В его представлении подобная процедура имела право на существование только в том случае, если человеку смертельно скучно и он не имеет ни малейшего представления, куда себя деть, чем от безделья заняться.

— Плановая профилактика.

— Тише тогда ловить можно?

— Нельзя, — чересчур грубо обрубил его Ессентуки, но тут же, заметив на лице собеседника явное неудовольствие и не желая вступать в бесполезную конфронтацию, сменил выбранный тон: — А чего?

— Лавра разбудишь — убьет, — вполне серьезно предупредил атлета Санчо. — Он резких просыпаний боится.

— С каких пор? — недоверчиво прищурился Ессентуки, резонно предполагая, что Мошкин просто-напросто разыгрывает его.

— Да как статью в газете прочитал про астральное тело. — Санчо пожал своими покатыми плечами. — Оно во сне — в улете. Лавр и опасается, что его витающая где-то душа при пробуждении не успеет вернуться в тело физическое.

— Во дает… — осклабился в дебильной улыбке Ессентуки, обнажая желтые от природы зубы. Похоже, тема наметившейся беседы его по-детски заинтересовала. — Слышь, интересно, а где витает его душа?

Но Санчо, как оказалось, вести дискуссий с соратником был не расположен. Осторожно поправив свободной рукой поднос с яствами, он развернулся спиной к собеседнику и всем своим видом дал тому понять, что время и место для продолжительных бесед выбраны явно неподходящие.

— Я откуда знаю? — Он неопределенно повел шеей. — Сказал: где-то.

— Ясно. — Ессентуки прислонился спиной к подоконнику. — Новые причуды.

— Не нам с тобой их обсуждать.

Санчо в последний раз покосился на собеседника через плечо, буркнул что-то еще себе под нос и, оставив задумавшегося начальника службы безопасности в гордом одиночестве, столь же величественно, как и прежде, зашагал к белоснежным двустворчатым дверям спальни своего непосредственного шефа Федора Павловича Лаврикова. Повернул золоченую ручку и бочком протиснулся в помещение. Свободной рукой вернул наушник своего плеера в исходное положение.