Инна Булгакова - Последняя свобода

Около двенадцати прибыл Юра и, не поздоровавшись, сел в угол возле двери.

Все сидели молча и ждали. В прихожей послышались шаги, возник Василий. Постоял с отсутствующим видом, посторонился, пропуская Аллочку. Серебряный крестик был на ней и серьги.

Раздался то ли крик, то ли стон.

Алла улыбалась милой своей, женственной улыбкой. Ага, чтоб ее привезти, Василий наверняка употребил те желтенькие таблетки.

— Здравствуй, Аллочка, — сказал я, — присаживайся на кушетку.

Там, в отдалении друг от друга, расположились Коля и Гриша, на которого было жутко смотреть. Но «благодать» не сняла страх полностью — она отшатнулась и села на стул рядом с Юрой.

— Итак, господа, мы все в сборе, кроме убитых, разумеется. Я прошу у вас помощи.

— Какой помощи? — спросил Коля, нахмурившись.

— Правды. Чтобы отбросить ложные версии. Василий, не маячь в дверях. — Я подошел к нему, положил руку на плечо. — Как себя чувствует Ольга?

— Неважно. Не стоит об этом.

— Стоит. Твоя история тоже сыграла свою роль. Я же предупредил, что хочу отбросить ложные версии.

— У тебя насчет меня была… — начал Васька недоверчиво, прошел и сел на кушетку.

— Я проверял всех. Мой брат незаметно ушел с поминок Прахова…

Все как-то разом ахнули.

— …чтобы помочь больной женщине, которая впоследствии стала его… Вась?

— Невестой, — сказал он твердо.

— Эту версию я назвал «загадкой Дома литераторов».

— Алиби подтверждается? — спросила Мария.

— Подтверждается. Как самой поэтессой, так и циклом ее стихов «Грозы августа». Кстати, мое собственное алиби могут подтвердить члены похоронной комиссии, включая ее председателя Милашкина Артура Иосифовича, с которым мы в вечер убийства пили до закрытия ресторана, покуда меня не отвез к себе брат.

— А почему вы уверены, — продолжала Мария допрос, — что Маргарита Павловна убита вечером, а не днем, например?

— Моя жена очень любила свет, солнце, она никогда не занавешивала днем окна и не включала ночник. На тот вечер, шестого августа, у Марго было назначено свидание. Точнее: одну встречу она отменила, другую, как я понимаю, назначила сама. Юра, в каких именно выражениях Марго дала тебе отставку?

Ученик побагровел.

— Ты ведь пытаешься замолить свой грех? Вот и начинай.

Аллочка начала подавать первые признаки беспокойства:

— А при чем тут Юрий? Она что, соблазнила…

— Никто меня не соблазнял! Я мужчина и готов за все ответить. Маргарита Павловна сказала, что между нами все кончено и чтоб ноги моей тут не было.

Я быстро спросил:

— Что ответил ты?

— Что она сама мне до смерти надоела.

Молодые люди наскоро обменялись крутыми репликами:

— А жаль, что я тебя недодушил!

— А я тебя недорезал!

— Молчать! Таким образом, Марго была уверена, что вечер у нее свободен, и позвонила одному человеку.

— Аленька! — воззвал Гриша. — Ведь ты работала в саду, помнишь? И не могла…

— Я ничего не слышала!

— Чтоб освежить вашу память, я предъявлю вещественное доказательство. Но прежде обращаюсь ко всем присутствующим: может, кто признается добровольно?

Молчание. Я достал из кармана три листка и показал Горностаеву:

— Ты знаешь, чьи здесь отпечатки пальцев?

Алла вскрикнула дико и глухо, как тогда, на дне рождения.

— Я больше не могу! Я хочу умереть!

— Аленька, я все скажу! Черт со мной.

— Молчи!

— Не беспокойся, — он весь подобрался, как кот пред прыжком; новенькие стекла сверкали, застилая взгляд. — Да, шестого августа, примерно в полдень, мне позвонила Марго и попросила прийти к ней. Я сказал, что жду важного звонка по поводу издательства. «Приходи, когда освободишься». Больше я не говорил с ней и ее не видел.

— Очень гладкая версия. Твои дальнейшие действия.

— Я тебе рассказывал. Увидел в окно, что несут почту, вышел за калитку…

— Перед этим переговорив в саду с Аллой, не забудь.

— Ну, сказал, что пора перекусить.

— Аллочка, твое слово.

Она молчала.

— Аленька, говори!

— Я пошла поставить чайник. Зазвонил телефон. Подняла трубку и услышала голос Марго: «Буду тебя ждать, когда стемнеет».

— Понятно. Гриша, почему ты действовал так тайно?

— Чтобы не волновать Аленьку.

— Но ты мог прийти к Марго засветло и открыто. И не морочить жене голову «озером» и так далее.

— Не хотел волновать…

— Господи, сколько наглого вранья я от вас наслушался!.. Ладно, без эмоций. Сказав жене, что идешь купаться, ты пришел к нам. Дверь была, конечно, заперта? — вопросил я с иронией.

Он взглянул на три страницы в моей руке.

— Чуть-чуть приоткрыта.

Алла поднялась и по-тихому направилась к двери. В распаленную атмосферу прокралось нечто — вкрадчивой поступью преступления. Вдруг разрытая могила с останками — прах и тлен — представилась мне столь явственно, столь беспощадно, что я процедил в крайнем бешенстве:

— Отсюда без моего разрешения никто не выйдет!

Проявившись главным действующим лицом, Гриша достойно выдержал паузу, закурил и продолжал:

— Начиналось светопреставление — не помню такой грозы… Я позвонил, вошел. Из спальни в прихожую пробивался свет. Горел ночник, спальня была пуста. Сильно пахло пролитым вином. Я было нагнулся поднять бутылку с ковра и заметил под кроватью… — Гриша схватился за очки и принялся протирать стекла пальцами.

— Труп? — не выдержал я.

— Раскрытую тетрадь — кончик торчал из-под покрывала. Взял в руки: страницы залиты вином. Что такое? Перевернул и нечаянно запачкал еще одну. Я просто хотел убедиться: да, роман о Прахове, концовка. И положил тетрадь, где взял. Мне стало как-то не по себе. Что здесь произошло? Огляделся, машинально поправил картину на стене, криво висевшую… Нестеров. И пошел проверить: есть ли кто в доме?.. Вдруг взглянул на свои руки: не вино, а кровь! Липкая. Вытер о полотенце. Господи, рукопись! Сцена убийства в крови, а я… Я схватил тетрадку и ушел.

— Ты захлопнул дверь?

— Кажется, да.

— Видел черного монаха?

— Нет!

— Куда тебя понесло?

— Не знаю, куда-то шел. В общем, опомнился я в парке пансионата на скамейке. Продумал и принял решение.

— Довольно подлое, не так ли?

— Я подложил тетрадь в твой сундучок уже через месяц.

— Да, благородно. А три страницы?

— На них мои отпечатки.

— Но ведь «огонь сильнее», а?

— Умом я понимал, что это психоз, но я не смог, — мрачноватый огонек маньяка зажегся за стеклами очков. — Я тебе объяснял. А когда пришел сюда на днях восстанавливать концовку, то увидел эту злосчастную картину при свете солнца в кабинете. И ножом соскреб пятно.

— Тоже с ножом ходишь?

— Взял у тебя со стола, перочинный.

— Есть такой… Версию ты выстроил убедительную — на первый взгляд. Но следователя не убедишь. Алла, ты явилась к нам до мужа или после?