Николас Фрилинг - Опасные красавицы. На что способны блондинки

Ларри сказал:

— Конечно же нет. Не могло прийти. Это совершенно исключается. Впрочем, всегда существует крошечная доля риска. Но «до того», а не «после». Как и во всякого рода хирургической операции, даже самой незначительной, всегда существует эта доля.

Разумеется, никогда нельзя соглашаться на шансы, которые складываются не в твою пользу, — это ни при каких обстоятельствах. Равные шансы на успех и неудачу — вот отправная точка, начиная с которой умный человек согласится хотя бы просто подумать над операцией — любой операцией. Потом он работает, чтобы еще больше изменить эти шансы в свою пользу. И добивается, ну, скажем, соотношения девять к четырем. На этом этапе он может сделать ставку. Но при этом страхует себя, Дик. Он тянет время, ставя на любую другую возможность. Всегда заключай двойное пари, мой мальчик, и это в тот момент, когда шансы благоприятны для тебя. Так вот, из-за этой своей досадной болтливости ты подпортил себе игру. Ты пошел к этому человеку и наговорил ему глупостей. Сейчас шансы по-прежнему в очень значительной степени в твою пользу. Во-первых, этот человек не состоит на какой-либо действительной службе. Во-вторых, то, что ты ему рассказал, по сути своей — банально, равно как и глупо. Вероятность того, что он проигнорирует все это или забудет, огромна. Он ничего не записывал — ты в этом уверен. Он начал это делать, но перестал. Никаких официальных шагов не предпринимается, а иначе мы бы давным-давно об этом узнали. Никакая кнопка не нажата, никакая машина не приведена в движение. Нет ничего, кроме любопытства, наполовину воскрешенного болтовней. Вероятность провала по-прежнему чрезмерно велика, как мне кажется. Мы уменьшим ее, удалив эту опасную песчинку. Поскольку за этой песчинкой через ту же дырочку могут последовать другие, мы закроем дырочку. Та, другая песчинка, слишком микроскопическая, чтобы ее разглядеть, уже проскочила — вот шансы, с которыми ты теперь имеешь дело. Она настолько мала, что ею можно пренебречь. Если хирург не пренебрежет той вероятностью, что его пациент страдает опасной, активной формой гемофилии, то не будет никаких хирургических операций — никто не осмелится надрезать даже палец.

— Я это все понимаю, — пробормотал Дик. — Единственное, что меня беспокоит: он, наверное, разговаривал с каким-нибудь другом, или знакомым, или что-то в этом роде. Я не знаю что…

— Обезопась себя от проигрыша, — сказал Ларри со своим легким проблеском веселья. — Обезопась себя от проигрыша, мой мальчик, как я. Вооружись против любого другого не сдержанного на язык дурачка, вроде тебя самого, который, ты уж прости, но давай посмотрим правде в глаза, может дрейфовать в твою сторону, несомый каким-нибудь завихрением фантазии, или домыслом, или предположением, — это ни в коем случае не может быть чем-то большим.

И вот прошли недели. Ничего не случилось. Никто не появился. Почему же у него до сих пор оставались эта не спадавшая температура, этот хронический жар? Как будто он и в самом деле подхватил какую-то заразную болезнь.

Хоть иди и делай рентген грудной клетки — для полной уверенности. В наши дни люди просто не заболевают туберкулезом.

Его фантазии были прерваны — чему он обрадовался, потому они становились неприятными, — долгим серебристым позвякиванием дверных колокольчиков. Покупатель…

Нет, не покупатель, тут же подсказал Дику его уже наметанный и острый глаз. Всего-навсего какой-то художник! Он научился не презирать их, потому что Луи настаивал на том, чтобы сохранять дружеские отношения со всеми художниками, какими бы незначительными или глупыми они ни были…

— Во-первых, никогда не знаешь, когда тебе понадобится мастер; окажи им услугу, и они заплатят тебе тем же. Во-вторых, что бы ты ни думал, это хорошее паблисити — ты удивишься, насколько часто художник, у которого глаз наметанный, наводил меня на что-нибудь хорошее. А те, что занимаются прикладным искусством, — самые надоедливые, потому что норовят задарма одолжить вещь, — могут, в свою очередь, устроить вокруг тебя рекламную шумиху. Однажды я полностью обеспечил мебелью целый спектакль в Стадсхаувбурге — и с величайшей пользой для себя, так что я безо всяких проблем возместил хлопоты и материальный ущерб.

Это, очевидно, был один из них. Они приходили, всех мастей и калибров, выклянчивая китайскую шелковую ширму, чтобы сфотографировать модель на ее фоне, вставить антикварную фарфоровую трубку с кувшином из делфтского фаянса и астролябией семнадцатого столетия в рекламу виски, попросить в долг кушетку в стиле ампир, чтобы лучше продавались пружинные матрасы! Этот субъект был вполне типичен. Маленький, широкоплечий и кривоногий, как бельгийский гонщик-велосипедист, неряшливая копна волос, лысый лоб, эти идиотские очки в стальной оправе, огромные моржовые усы. И все-таки, как говорил Ларри, правило номер один: «Будь вежлив с кем бы то ни было».

— Доброе утро, чем могу служить?

— А Принц здесь? — спросил Дэнни де Ври.

— К сожалению, он уехал в Арденны на всю неделю. Грабит алтари, как он это называет.

— А как насчет Сента?

— Увы.

— Его тоже нет в Амстердаме?

— Нет, он вернулся, но в настоящее время мы его здесь редко видим. Вы его друг?

«Наверняка это не такой уж близкий знакомый Ларри, а иначе он был бы больше осведомлен о его перемещениях».

— Да не то чтобы. По рекомендации друга. Искал итальянскую Мадонну; любую, при условии, что это ранний период — Кватроченто [86] Кватроченто — итальянское наименование XV века. Время расцвета культуры эпохи Возрождения. или около этого, что-нибудь на золотистом фоне, знаете ли, в манере Симоне Мартини [87] Симоне Мартини (около 1284–1344) — итальянский живописец. , но Чинзано тоже бы подошел, n’est-ce-pas? [88] Не так ли? (фр.). Тема, над которой я работаю.

— К сожалению, у нас ничего такого нет. Есть икона, но не думаю, что мог бы ее отдать — страховка… На самом деле она принадлежат Марианне Колин из Парижа. Вы могли бы попробовать обратиться к Папенхейму с Лейдсестраат.

— Он направил меня к вам. Кстати, вы — Дик?

— Оддинга — к вашим услугам. Но я, кажется, с вами незнаком?

— Так познакомьтесь, — с довольно нахальной усмешкой, от которой Дику стало немного не по себе, он сам не знал почему.

— А откуда вам случилось узнать мое имя?

— От друга — того же человека, который дал мне имя Ларри Сента. Он предположил, что вы могли бы мне помочь. Немножко чудной, — сказал Дэнни, посмеиваясь. — Полицейский — не из тех, про кого подумаешь, что он что-то знает об искусстве.

Дик застыл, словно свежевыловленная макрель.

— Гм… и как же его зовут?

— Такая трагедия — полагаю, вы читали об этом в газете. Застрелен каким-то психопатом — профессиональный риск, как я полагаю. В свое время был комиссаром в криминальной бригаде. Да вы наверняка его знали. Пит Ван дер Вальк.