Николас Фрилинг - Опасные красавицы. На что способны блондинки

— Мне ближе к пятидесяти, чем к сорока, — как можно спокойнее произнес он. — Мне недавно сломали ключицу, а еще от старого ранения моя нога ноет во влажном климате.

Они слушали, и сейчас это — самое важное.

— Кроме того, я слишком злоупотребляю виски. У меня замедленная реакция. — Они продолжали слушать, значит, начали задумываться о последствиях. — Дело серьезное. Вы слышали, что сказал этот человек. Помоги встать мистеру Флинну, Дэнис; так нельзя. В море свободны все, но на суше нам всегда приходится отвечать за свои поступки. Пойдем со мной, Дэнис, нам нужно поговорить о Стаси.

— О Стаси?

— А все остальные быстро отправляются спать, и через несколько минут инспектор Флинн отнесется к вам более терпимо. А ты, — обратился он к Малахи, который отступал назад мелкими шажками, — стой смирно, или я сброшу тебя в воду и получу от этого величайшее наслаждение.

Парни переглянулись.

— Не будь дураком, Дэнис.

— Мне жаль, — протянул он.

— Ну что ж, тебе решать.

— У меня нет выбора, — просто ответил он.

Флинн, потирая спину, поднялся на ноги.

— Не хочу показаться мстительным, — спокойно сказал он. Его взгляд остановился на Малахи. — А ты кто такой? Кажется, я тебя знаю.

— Я не собирался стоять в стороне и смотреть, как запугивают ребят. Я не сделал ничего такого, за что мог бы себя упрекнуть.

— Вовремя подоспел с ящиком, да? — Мягко.

— Мальчишку хитростью загоняли в ловушку, и я решил его защитить. Это мое право. А вот есть ли у вас право допрашивать его, я сомневаюсь. Хотел бы я посмотреть на ваши документы.

— Ага. Значит, ты мистер Макманус, верно? — Он взглянул на Ван дер Валька и сделал жест, словно хотел сказать: «У тебя больше причин для жалоб».

— Здесь поработали наши очаровательные леди, — усмехнулся Ван дер Вальк, — и, как всегда, все запутали. Забудь о нем.

— Проваливай домой, — рявкнул Флинн, — и не вздумай качать права! Поведение, недостойное государственного служащего, особенно если он сидит на теплом месте. Исчезни.

«Эти женщины, — думал Ван дер Вальк, глядя на Дэниса, который стоял совершенно безучастный к происходящему, уставившись в одну точку, — они могут одурачить любого. В том числе и меня».

— Дэнис, — тупо спросил он, — кто убил мистера Мартинеса?

— Я, — ответил юноша так, словно его спросили: «Кто оставил окно открытым?»

Получив ответ на вопрос, ради которого он проделал столь долгий путь, Ван дер Вальк не испытал никакого удовлетворения.

В Дублин возвращались в полном молчании. Оба полицейских пребывали в угрюмом настроении. В таких случаях обычно нечего сказать. У полицейских существует негласное соглашение — они всегда мягко обращаются с арестованными. Они уважают их личность и надевают наручники, едва ли не извиняясь. Дэнис находился в прострации: ни Флинн, ни Ван дер Вальк не желали вмешиваться в его мысли.

Всю дорогу весело светило солнце, но под конец погода испортилась. Небо затянулось тучами, и редкие капли дождя лениво стекали по лобовому стеклу, демонстрируя слабохарактерность и отсутствие воли.

Ван дер Вальк смотрел в окно на пейзаж Центральной Ирландии. Печально, но в конце концов он должен быть беспристрастным. Профессиональных полицейских редко угнетает мысль о преступлении и наказании, с которой так носятся честные интеллектуалы левого толка, но не стоит называть их грубыми и бессердечными. Они испытывают жалость к жертвам преступления, которые очень часто ее не заслуживают. Они все знают о тюрьмах, этих средневековых лечебницах, в которые отправляют вас, меня или любого из нас, стоит нам подхватить заразу преступления. Там нас дезинфицируют, превращают в полезных членов общества, «пичкая жирной пищей в душной камере», по выражению Конрада.

Полицейский также способен испытывать жалость к преступнику, хотя ему трудно понять несчастного разбойника с большой дороги. Он сам почти преступник. Он видит озадаченного, смущенного беднягу, вечно обиженного, с комплексом неполноценности, но он также видит множество точно таких же людей, которые не совершали никаких преступлений. Ему не нужны бригады палачей, потому что он не чувствует ярости. Он даже не испытывает отвращения — к мелочному себялюбию, бесчувственному тщеславию, всепоглощающему эгоизму среднего бандита.

Его личность искажается от давящего на него лицемерия, и он, за редким исключением, становится таким же тупым и чахлым, как и заключенный в тюрьму человек, потому что его достоинство и самоуважение подвергаются постоянным нападкам. У полицейского хорошее ремесло, которое используется не по назначению, он словно художник, которому приказали покрыть краской ржавое рифленое железо, и тот пожимает плечами, но выполняет приказание.

Ван дер Вальку однажды рассказали, что, когда тебе вручают орден Почетного легиона, ты должен заполнить коротенькую анкету, убеждающую правительство, что ты не совершишь какую-нибудь бестактность. К примеру, не погибнешь с орденом на груди или, скажем, не сбежишь на следующей неделе с ворованными деньгами. Ты должен ответить на вопросы «да» или «нет»: ненужное вычеркнуть. Один из вопросов таков: вас когда-либо признавали виновным в суде? Большинство людей пока еще может с чистой совестью ответить отрицательно. Но сколько человек могут честно сказать, что они этого не заслуживали? «Хотя, — подумал он, — способность человека к самообману безгранична. И я сам такой же. Если бы мне предложили орден Почетного легиона, я бы сказал, что заслуживаю его, — вынужден был бы так сказать, иначе потерял бы свою замечательную работу и пенсию, ради которой работал все эти годы (и ради которой подставлял себя под пули, получал удары по голове… и оказался в постели со Стаси).

Немного напоминает „Кто загрязнил окружающую среду“, — усмехнулся он, — нет, нет, только не я; ну ладно, может быть, и я, только не по своей вине — я работал на правительство, изготовляя напалм».

Он искоса рассматривал Дэниса, который сидел между ним и Флинном (и пытался читать Агату Кристи в мягкой обложке). Не красавец, но довольно симпатичный парень, высокий и стройный, с гибким телом и бледной кожей, огрубевшей и потемневшей на солнце. Мягкие темно-каштановые волосы и трогательная бородка; выйдя в море, ребята перестали бриться, а борода плохо растет, когда тебе двадцать два; в этом возрасте и Хамфри Богарт выглядел незрелым юнцом.

До Дублина они добрались к полудню. Самое время выпить чаю в замке, где Дэниса поместили в комнату ожидания, оклеенную оптимистичными плакатами, призывающими вступать в армию. Флинн сел и вздохнул с облегчением, с любовью глядя на родные стены. Ван дер Вальку было хорошо знакомо это чувство: яркое золото вместо унылой серости. Флинн потягивал чай из большой кружки с китайским рисунком. Как приятно оказаться дома и иметь свою собственную чашку — Ван дер Вальку тоже захотелось домой.