Хэммонд Иннес - Одинокий лыжник

— Что вы хотите этим сказать?

Джо взглянул на меня.

— Разве вы не видите, ради чего он приехал в «Кол да Варда»? Он узнал Керамикоса по фотографии. Его привела сюда жажда приключений и мысль о том, что здешние события могут лечь в основу фильма. Вот почему он сел за машинку и напечатал название фильма и ваше имя внизу. Он знал, что с ним все кончено. Несмотря на страдания, голова его была ясна, и он понимал, какой это может получиться фильм. Жаль, что он не видел сцену пожара. Она бы ему понравилась.

Он умолк, уставившись невидящим взглядом на электрический камин, затем продолжал:

— Это было непохоже на него — сесть за машинку. Он предпочитал разговаривать, любил фантазировать вслух. Он хотел стать главным действующим лицом сценария. В «Одиноком лыжнике» он видел себя и хотел удостовериться, что вы поймете его. Он знал, что умирает. И, добираясь сюда на лыжах, придумал свой уход со сцены. Он жаждал аудитории. Он не мог дня прожить без публики, поэтому и решил умереть, сидя за машинкой, со свисающей со рта сигаретой, печатая название сценария и фамилию автора. Он мысленно рисовал себе эту сцену. Это помогало ему двигаться вперед. Он не мог позволить, чтобы пропала такая мизансцена. Он должен был добраться сюда, должен был удостовериться, что вы напишите сценарий и что студия снимет эту картину — последнюю работу Дерека Инглеза, знаменитого режиссера и продюсера… Если бы я не спал, обязательно бы сфотографировал его за машинкой. Ему бы это понравилось…

Джо ударил кулаком по ладони и замолчал, утомленный столь необычайно длинной речью. В глазах его стояли слезы. Он не любил Инглеза как человека, но восхищался им как режиссером.

Я выглянул в окно. Луна уже зашла. Стало значительно темнее. Небо затянули облака.

— Поспешим, — сказал я. — Похоже, что собирается снег.

— Вы сможете? — спросил Джо. — Два последних дня у вас были довольно тяжелые…

— Смогу, — уверил я.

Он вышел из кабинета и разбудил швейцара. Одежда наша сушилась на кухне. Дверь кабинета я запер, а ключ отдал швейцару, сказав, что никто не должен входить в кабинет кроме управляющего. «Человек, который недавно пришёл, умер, — сказал я по-итальянски. — Мы вернемся часа через два и все объясним».

Он разинул рот и испуганно перекрестился. Мы вышли.

Отыскать следы Инглеза оказалось нетрудно. Он пришел по старой военной дороге из Фалории. Вдоль лыжни, словно небольшие монетки, рассыпанные по снегу, виднелись капли крови. Они вели по поросшему деревьями склону. Когда мы свернули в ложбину, подъем стал круче. Пройдя немного, мы остановились возле бурого пятна на снегу.

Дальше следы вились по склону. Один раз мы пересекли другие следы, наверное, лыж Керамикоса, преследовавшего Инглеза.

Небо бледнело, и зубчатые скалы Фалории начали отчетливо вырисовываться. Для такого хорошего лыжника, как Инглез, этот спуск был проделан слишком осторожно. Через несколько сот метров мы поняли причину, когда увидели в одном месте, что снег истоптан. Здесь Инглез упал, после того, как напрямую спустился по крутому склону, и пытался вновь встать на лыжи. На снегу темнели бурые пятна, словно там валялась окровавленная одежда.

После этого путь вниз, избранный Инглезом, стал более крутым и прямым. Казалось, он шел, не отдавая отчета, как тяжело он ранен.

Инглез, преследуемый Керамикосом, должно быть, поднимался по тому склону. Следы шли чуть ниже гребня, и в некоторых местах снег не удерживался на такой крутизне. Мы видели следы обвалов и обнажившиеся скалы.

Долина справа вела к Фалории. Там и сям из-под снега торчали камни. Следы лыж Инглеза шли от одного из этих обнажений прямо к нашим ногам.

Мы направились вдоль следов и дошли до обнажения. Снег вокруг зубчатой скалы, которая едва виднелась над снежным покровом, был истоптан.

— Боже мой! Посмотрите! — с ужасом воскликнул Джо, указывая вперед.

Я задрал голову. Горный склон, отмеченный на картах, как особенно опасный, круто вздымался вверх на несколько сот метров. Он был почти отвесный, и с него сорвалась огромная снежная лавина, скатившаяся почти до середины склона. И оттуда, где кончался обрушившийся вниз снег, бежали две параллельные линии, словно проведенные по снегу линейкой, прямо к скальному обнажению, где стояли мы.

Джо снова схватился за камеру и, сделав снимки, произнёс:

— Я и не представлял, что он такой отличный лыжник, Нейль. Он совершил невозможное. Он прошел по обвалу и остался жив! Избежал самого страшного, а потом ударился об эти камни, не заметил маленькую скалу, припорошенную снегом. Она-то и погубила его.

Я кивнул. Говорить было не о чем. Ирония судьбы. Взволнованный, я рассматривал склон, как вдруг мой взор упал на что-то темневшее на снегу н3‘ довольно далёком расстоянии от следов Инглеза.

— Человек или мне мерещится?

— Боже мой, конечно, человек, — посмотрев, сказал Джо. — Керамикос?

— Может быть.

Я пытался представить себе, что тут произошло, и вдруг обратил внимание, что далеко вправо обвал не виден, словно его скрыл свежий снег…

— Кажется, я знаю, что случилось…

Джо с любопытством посмотрел на меня.

— У Инглеза было всего восемьдесят пять секунд форы. Я смотрел по часам. То, что он отличный лыжник, могло помочь ему лишь при спуске. Подъем — это вопрос только выносливости, а Керамикос, что там ни говори, был в лучшей форме. Керамикос стал нагонять Инглеза. Идя вдоль гребня, Инглез обнаружил, что путь ему преграждён рухнувшей лавиной. Возвращаться он не мог, Керамикос преследовал его по пятам и был вооружен. Не мог Инглез идти и вперед по обнажившимся в результате обвала камням. Ему оставалось только одно — и он это сделал. Он спустился прямо по лавинному склону. Нужно быть отличным лыжником и иметь характер Инглеза, чтобы пойти на такой риск…

— И этим он вызвал другой обвал, который снес Керамикоса! — закончил за меня Джо. — Может быть, он еще жив? — И Джо кивнул в направлении тела, черневшего на белоснежном склоне.

— Давай проверим, — предложил я. — Сумеем ли мы пройти туда?

Восхождение было трудным.

Наконец мы все же добрались до цели. Человек лежал, уткнувшись лицом в снег. Одна рука была неестественно выгнута за спиной и по-видимому сломана. Мы перевернули тело. Это был Керамикос. Он уже закоченел. Я снял перчатки и принялся шарить у него по карманам. Пистолета я не обнаружил, но в грудном кармане я нашел бумажник. В нем не было ничего интересного за исключением заявления капрала Хольца, которое я взял себе.

Так нашли свою смерть Инглез и Керамикос. И так мы закончили наш фильм там, на холодных лавинных склонах.

Перед тем, как покинуть Кортино, я еще раз поднялся в «Кол да Варда». От дома, в котором развернулись основные события ленты, оставалось лишь пепелище.