Мэри Кубика - Моя малышка

Папа работал дальнобойщиком, поэтому дома бывал редко. Ездил от одного побережья до другого, возил какие-то грузы, а иногда, чтобы побольше заработать, – и токсичные материалы. Мы очень скучали по папе, когда он был в рейсе, и особенно мама. Но когда папа возвращался, всегда баловал маму вниманием – целовал и дотрагивался до нее в таких местах, что она краснела. Чтобы встретить папу как следует, мама наряжалась, завивала волосы и красила губы яркой ягодной помадой. Куда бы папа ни ездил – в Вермонт, Джорджию или еще куда-нибудь, – отовсюду привозил подарки для меня и Лили. Совсем скромные – брелок, открытку, маленькую статую Свободы. Но мы им все равно очень радовались. Когда приезжал папа, будто наступали и Рождество, и летние каникулы одновременно. Для мамы у него тоже были подарки, но папа говорил, что покажет их, только когда мы с Лили ляжем спать. Иногда просыпалась ночью и слышала, как они смеются у себя в спальне.

Денег у нас было немного, но мама обожала ходить по магазинам. Конечно, те вещи, которые ей нравились, мы себе позволить не могли. Поэтому мама брала меня и Лили и отправлялась в магазин, просто чтобы примерять платья и крутиться перед зеркалом. Мы это делали, только когда папа был в отъезде. Мама просила не рассказывать папе, чтобы он не расстроился.

Она очень любила рассуждать про «когда-нибудь». Когда-нибудь у мамы будет свой салон красоты, и ей не придется больше стричь клиенток в ванной, смежной с нашей с Лили комнатой. Когда-нибудь мы переедем в большой дом, и будет он не сборным. Когда-нибудь мама отвезет нас в Чикаго и покажет удивительное место – Магнифисент-Майл. Мама рассказывала про эту улицу, будто речь шла о каком-то сказочном месте. Мне даже иногда и впрямь казалось, будто это сказка, но мама уверяла, что нет. Говорила про магазины «Гуччи» и «Прада» и про одежду, которую там купит, когда у нее будут деньги. Когда-нибудь. У мамы был целый список мест, которые обязательно надо посетить. Эйфелева башня, могила Одри Хепберн в каком-то маленьком швейцарском городке, Магнифисент-Майл.

В моем детстве всего у нас в хозяйстве было мало, всего не хватало. Даже в восемь лет понимала это, однако о большем не мечтала. Я была счастлива в нашем сборном домике в пригороде Огаллалы, и, хотя мама обожала помечтать про «когда-нибудь», мне ничего менять не хотелось. Мама часто повторяла: «Конечно, у нас ничего нет, зато мы есть друг у друга».

Но однажды и этой привилегии мы лишились.

У Хайди пунктик – обязательно все делать правильно. И особенно это касается сортировки мусора и сдачи на переработку. Все относим в специальные контейнеры – банки, бутылки, газеты, батарейки, фольгу. Вешалки она всегда возвращает в химчистку, а не выбрасывает. Стоит мне прийти из магазина с полиэтиленовым пакетом, устраивает выговор – надо было взять с собой сумку из дома. Даже во сне слышу ее суровый голос, произносящий: «Это можно сдать на переработку». Данную фразу Хайди повторяет всякий раз, когда я хочу выбросить один-единственный конверт или листок бумаги – о ужас! – в мусорное ведро. Молоко покупаем только в стеклянных бутылках, которые потом можно использовать. Стоят они при этом бешеные деньги.

В нашей квартире пауков не давят, а выносят на балкон или – в случае, если погода плохая, – в подвал дома, где они могут спокойно плодиться и размножаться среди картонных коробок и старых велосипедов. Раздавить паука ботинком или спустить в унитаз – бесчеловечно.

Кошки у нас появились после того, как Хайди нашла под помойным баком у задней стены дома двух котят. Их мать растерзала бродячая собака. В один прекрасный день Хайди явилась в квартиру с двумя грязными комочками. Весили бедняги не больше фунта-двух, под редкой шерсткой торчали косточки. Хайди объявила: «Они будут жить у нас». Меня, как всегда, не спросила. Так в нашем браке решаются любые вопросы. Хайди сказала, и все тут.

Я их зову Первая и Вторая. Да, оба котенка оказались кошками, поэтому я в нашем женском царстве единственный представитель мужского пола. Хайди дала новым питомцам имена Одетта и Сабина, но мне они показались глупыми. Называть беспородных кошек человеческими именами – перебор, сказал я. Особенно красивыми французскими. Первая кошка трехцветная, вторая – черная, с довольно длинной шерстью и сверкающими в темноте глазами. По примете, именно такие приносят неудачу. Эта зверюга меня не выносит.

Поэтому в субботу утром совершенно не удивился, когда вылез из кровати и нашел Хайди стоящей посреди гостиной и глядящей на меня своим фирменным взглядом потерявшегося котенка. Хайди только что закончила телефонный разговор и сразу принялась рассказывать про какую-то несчастную бездомную девушку со станции Фуллертон. Было почти десять часов утра, но за окном было так темно, что казалось, будто гораздо раньше – часов пять-шесть. После утомительной командировки в Сан-Франциско собирался посидеть, откинувшись на спинку кожаного кресла, и весь день смотреть бейсбол. Но Хайди уже выпила для храбрости кофе и приготовилась идти в атаку. Жена стояла посреди комнаты в халате и тапках и сжимала в руке мобильный телефон. Сразу понял: что-то она недоговаривает. В Чикаго сотни тысяч бездомных, но Хайди по какой-то причине заинтересовалась судьбой именно этой девушки. Нет, не подумайте – Хайди всегда обращает внимание на бомжей, на всех до единого, мимо пройти спокойно не может. Но привычки вскакивать из-за них спозаранку в выходной у Хайди раньше не наблюдалось.

– В городе полно приютов для бездомных, – произношу я.

На улице идет дождь. Опять. По всем каналам показывают репортеров, стоящих на улицах и шоссе по колено в воде. Говорят, дороги стали опасными и непроходимыми. Даже огромные скоростные магистрали Эйзенхауэра и Кеннеди закрыли. Вот-вот объявят чрезвычайное положение. В новостях показывают установленные на улицах желтые знаки «Разворачивайся, утонешь». Звучит оптимистично. Насквозь промокшая репортерша в золотистом пончо стоит где-то в Лупе. Бедняжку хлещут струи дождя – можно подумать, стук капель по крышам и окнам не демонстрирует достаточно убедительно, что льет сегодня, как из ведра. Репортерша предупреждает, что быстрый поток воды высотой даже в несколько дюймов может унести машину. «От автомобильных поездок лучше воздержаться, – вещает девушка с таким встревоженным видом, будто ее и правда волнует наша безопасность. – Если есть возможность, постарайтесь их отложить».

– В приют она не пойдет, – возражает Хайди с такой уверенностью, что сразу понимаю: жена не просто видела эту девушку на улице, а говорила с ней.

Из того, что Хайди рассказала по своей воле и что мне удалось из нее вытянуть, картина складывается следующая: жена заметила возле станции Фуллертон бездомную девушку-подростка, собирающую милостыню. На руках у нее был младенец. Когда вошел в гостиную, собираясь посмотреть телевизор, Хайди только что закончила разговор по мобильному. Когда спросил, с кем она говорила, жена поспешно ответила: