Алексей Мысловский - Операция «Анастасия»

Аркадий Аркадьевич покинул державный кабинет, окрыленный самыми радужными надеждами. Знакомство с новым шефом оказалось не просто приятным, но приятным решительно во всех отношениях. Меньше всего он рассчитывал встретить в качестве нового руководителя отдела такого умного, обаятельного, интеллигентного человека! Межу тем, именно такой человек был здесь поистине жизненно необходим. И не только потому, что он поспешил назначить Аркадия Аркадьевича своим заместителем.

С каким виртуозным профессионализмом он нашел самое простое и верное решение этого злополучного дела! Действительно: немного вдохновения и таланта… Да ведь и ему, полковнику Сошникову, таланта тоже не занимать. Сказать по правде, подобная мысль в свое время его тоже посещала. Но предлагать старику такое неформальное решение было, несомненно, просто небезопасно.

Наконец-то можно будет свободно расправить плечи и нормально работать! Без страха, подозрительности, неуверенности. Не опасаясь ежесекундно коварного и всевидящего вероломства. Работать так, как и подобает истинному профессионалу. И при этом иметь возможность заниматься в свободное время тем, что твоей душе угодно.

С кончиной старика, похоже, навсегда отошли в небытие зловещие тени мрачного прошлого. И очень хотелось верить, что уже никогда не вернутся.

Господи, как же много у нас в России зависит от начальства! От конкретного, облеченного всей полнотою власти человека, а в сущности, от счастливой или роковой случайности… О, тяжкое бремя врожденного холопства! И угораздило же родиться в такой непутевой стране. Впрочем, если разобраться, могло б быть и хуже…

И размышляя обо всем этом, Аркадий Аркадьевич Сошников решительно шествующий по бесконечным коридорам Большого дома в свой кабинет, от восторгов от встречи с новым начальством постепенно вернулся душой к извечной и простой русской истине. А именно: как бы хорошо ни складывались твои отношения с вышестоящим начальством, на всякий случай, никогда не следует забывать о субординации и осторожной осмотрительности. Или, попросту говоря: минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…

За окном белели снежными вершинами горы. Дышали густым смолистым бальзамом покрывавшие их хвойные леса. Тонко тянуло медвяными ароматами отцветающих альпийских лугов. Все чаще из-за гор, волоча за собою косые сети дождя, наползали угрюмые тучи. И тогда в укрывшемся среди лесистых склонов небольшом уютном шале становилось сумрачно и уныло. От резких порывов ветра дрожали в ознобе оконные стекла. И только разведенный в камине огонь продолжал невозмутимо выплясывать свой древний языческий танец.

Одетая в модный спортивный костюм, Настя целыми днями неподвижно лежала поперек широкой постели и остановившимся сомнамбулическим взглядом часами смотрела на горы. В надетых ей на голову стереонаушниках неумолчно вибрировали волны музыкального эфира. Но эти бойкие звуки лишь мимолетно скользили поверх ее оцепеневшего сознания, не в силах затронуть его глубины — так скользит ветер по глади уснувшего горного озера.

В этом состоянии Настя пребывала уже вторую неделю — с того самого момента, когда по возвращении из банка она неожиданно заявила своим смертельно раздосадованным конвоирам, что больше не позволит им превращать себя в покорную и безответную марионетку. Она решительно потребовала доставить ее обратно в Москву, в сердцах даже влепила удивленному руководителю группы увесистую пощечину. Возник скандал, закончившийся отвратительной сценой: обаятельные молодые денди, зажав Насте рот и заломив за спину руки, повалили ее на ковер, а улыбчивая красавица-блондинка необыкновенно ловко сделала скандалистке незаметный укол. И спустя несколько минут Настя провалилась в тусклую бездну…

Она не осознавала, как ее под руки вывели из отеля и усадили в лимузин, как долго куда-то везли по вьющейся среди гор пустынной дороге. Все происходящее вокруг напоминало туманный сон, в котором Настя была лишь безучастной и покорной зрительницей. Затем ее переодели в спортивный костюм, надели на голову стереонаушники и уложили на постель в небольшой уютной комнате с косым деревянным потолком, из окна которой открывался удивительный вид на безмолвно прекрасные горы.

Каждое утро, когда действие введенного ей наркотического препарата начинало ослабевать, опекавшая Настю блондинка делала девушке очередной незаметный укол, после которого она вновь погружалась в состояние гипнотического оцепенения. Так летели дни. Сменялись рассветы и закаты. Горы за окном то купались в благодатных солнечных лучах, то затуманивались серой пеленою дождя. А Настя все лежала и лежала на постели в пахнущей старым деревом уютной мансарде. И если бы кто-то ненароком спросил у девушки, как ее зовут — она едва ли сумела бы что-нибудь на это ответить…

Был лучистый, промытый вчерашним дождем, жаркий солнечный день. Накануне, утомленный бессмысленным ожиданием, руководитель группы в очередной раз укатил в город, чтобы связаться с Москвой и решить наконец дальнейшую судьбу пленницы. Караулить Настю остались двое приятных молодых людей и улыбчивая красавица-блондинка.

Разомлевшие от безделья и жары, мускулистые Настины охранники, в одних узеньких плавках, блаженно нежились на солнышке, развалившись в установленных на террасе полосатых шезлонгах. Их неотразимая компаньонка, покинув свой шезлонг, по обыкновению отправилась купаться в поблескивавшем неподалеку, за сквозной стеною могучих сумрачных елей крошечном горном озере. Вода в нем была так пронзительно холодна, что мысль покупаться могла придти в голову разве только самоубийце. Ну, может быть, еще моржу. Но красавица-блондинка, по ее собственным словам, даже находила в этом занятии определенное удовольствие. Купалась она нагишом. И всякий раз недвусмысленно предупреждала своих спутников не поддаваться искушению сладострастного подглядывания. И плечистые молодцы на удивление всерьез воспринимали ее улыбчивые предупреждения.

— Ну и тоска… — с хрустом заломив руки за голову, уныло вздохнул один из них. — Сколько же нам тут еще торчать?

— А тебя что, в родные грязи потянуло? — иронично усмехнулся другой. — Не умеешь ты расслабляться, Санек… Дыши себе озоном да наслаждайся жизнью…

— Разве это жизнь?! — пожаловался первый, сероглазый блондин в сделанной из французской газеты бумажной панаме. — От проклятой тоски хоть в петлю… Ну никакого тебе культурного досуга. А еще заграница…

— Ну да… — язвительно усмехнулся второй, атлетический брюнет с мужественно-волосатой грудью, в жокейской шапочке и модных солнцезащитных очках. — Вечно у тебя одно на уме: забуриться в какой-нибудь гадюшник, непременно с картами да с Девочками… И стоило ради этого сваливать из вонючей Москвы? — И лениво почесав грудь, безоговорочно заключил: — Пошляк ты, Солодов… И притом неисправимый…