Лариса Капелле - Волшебная мелодия Орфея

— Ты стал психологом, — Настя отвечала с иронией, но самой было приятно.

— Нет, я просто всегда был наблюдательным. У людей слишком многое написано на лице, и они не умеют скрывать свои чувства.

— А ты умеешь их читать?

— Не всегда, но приучился, когда от этого зависит спасение собственной шкуры, и не тому научишься.

— Спасение собственной шкуры? — удивилась Настя.

— Видишь ли, меня в школе часто били, поэтому научился предсказывать грозу, находить защитников и вообще разбираться с людскими эмоциями. Синяки и ссадины надоели. — Алекс говорил об этом без всяких эмоций, словно пересказывал чью-то постороннюю, а вовсе не собственную историю.

— Может быть, лучше было научиться драться и давать отпор! — вспомнила Настя про «добро с кулаками».

— Пяти откормленным здоровякам? Ты знаешь, подлые особи часто перемещаются стаями, как шакалы. Ну ладно, не об этом речь. Может, все-таки расскажешь Гарику, я думаю, пришло время ему включиться в игру.

— Ты уверен?

— Не знаю, но, похоже, ты к чему-то или кому-то подобралась вплотную, вот он и занервничал.

— Самое противное, что я совершенно себе не представляю, к кому подобралась, — вздохнула Настя.

— В любом случае будь осторожнее.

— Ты думаешь, Дильс с Тристаном?

— Все может быть…

Легче от разговора с Бодлером не стало. Она вернулась к столу и стала прокручивать на экране последние записи Вельтэна, потом собственные наброски. Посмотрела и план квартиры Магнуса, расписание его дня. Потом вернулась к черновикам, вновь разложила их на столе. У нее было это противное ощущение, что она упустила какую-то незначительную, маленькую деталь. Что же это было? Точно она не знала, но этого было достаточно, чтобы поддерживать в ней уверенность в невиновности Ники. Но самое неприятное, теперь она совершенно четко и ясно поняла, что все ее исследования не просто не вывели ее ни на широкую дорогу, ни даже на узенькую тропинку, все было гораздо хуже: они привели в самый настоящий тупик. Решила встретиться с Костой и попытаться узнать, встречались ли они с Эдуардом на Афоне или нет.

Крошечные апартаменты грека были обставлены предельно просто: встроенный шкаф, раскладной диван, небольшой кухонный уголок со всем необходимым, холодильник, стол и два стула. К ее удивлению, книг было немного. Впрочем, с другой стороны, электронные книги были куда удобнее и съемная квартира была временным, а не постоянным пристанищем.

— У тебя есть новости от Ники? — с надеждой спросил Коста. Его черные глаза выражали тревогу.

— Трудная ситуация, — не стала скрывать Настя, — но у нее хороший адвокат.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Ты знал, что Эдуард ездил на Афон?

— Да, он этого никогда не скрывал, — пожал плечами Коста.

— А для Ники это было открытием, — удивленно произнесла Столетова. Она совершенно не понимала, зачем Нике понадобилось скрывать этот простой факт.

— Она скорее всего забыла или не обратила внимания, — слегка растерялся Коста.

— Все может быть, — согласилась его собеседница, — а он говорил, что его подвигло поехать на Афон?

— Любопытство скорее всего. Верующим Эдуард никогда не был, сам признавался, что больше всего тяготеет к атеизму или на худой конец к гностицизму.

— Может быть, эта поездка как-то связана с его исследованиями?

— Может быть, меня он особенно в этот вопрос не посвящал.

— А вы, случайно, с ним не встречались на Афоне?

— Анастасия, если бы ты видела количество паломников, знала насыщенность монашеского дня, ты бы поняла, что вероятность такой встречи равняется почти нулю, если не считать сотые и тысячные доли.

— А каким, по твоему мнению, был Эдуард? — спросила наконец Настя.

Коста удивленно приподнял брови:

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Я его мало знал.

— Мне трудно составить о нем мнение, наше знакомство было коротким, — соврала она, вовремя припомнив версию собственного появления в Клюни. — Ника говорит о нем как об очень интересном, но непростом в быту человеке, Селина считает его ангелом, ну а ты?

— Он был законченным, влюбленным в себя эгоистом, — жестким голосом произнес грек, заметив удивленный взгляд собеседницы, пояснил: — Ты хотела правду, вот я и говорю, что думаю. В данном случае, как видишь, традицию говорить о мертвых или хорошо, или ничего я нарушаю. Он был талантливым, умным, но абсолютно бесчестным, аморальным. Однако внешне выглядел исключительно вежливым, доброжелательным, но внутри я всегда чувствовал эту иронию по отношению ко всем окружающим, словно он был не то что на голову, в два раза выше и великолепнее других. Был прагматичным, трудоголиком и исключительно занудным субъектом. Хотя старался казаться расслабленным, cool.

— Ты хорошо его изучил! — подбодрила Настя Косту.

— Изучил, люблю наблюдать за людьми, — кивнул Коста.

Настя про себя заметила, что в этот момент Коста своей отрешенностью ей напомнил Алекса.

— Я думаю, что у него не было никакой внутренней опоры. Он не нашел ее в себе и людях и не искал ее в Боге! Заменяя все это оригинальничанием, легкими, ни к чему не обязывающими отношениями, внешним лоском, даже дома выглядел как будто только что сошел со страниц модного журнала, одни футболки стоили не меньше 60 евро с разными глупыми девизами вроде «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра», а к людям всегда относился с таким легким презрением и интересом, с которым энтомологи рассматривают насекомых. Если бы Ника так не привязалась к нему, я бы порог их дома не переступал. Вот его брат Роберт — совершенно другое дело, как будто они и не братья вовсе…

Настя слушала внимательно, Коста продолжал активно рисовать ей весьма неприглядный портрет Магнуса. Она его не прерывала, но вдруг странная идея молнией проскользнула в мозгу. Ей стоило неимоверного труда скрыть собственное смятение. Она прошлась по комнате, чтобы хоть как-то занять руки, взяла небольшую шкатулку, стоявшую на кухонном столике. Вещица была симпатичной копией традиционных древнегреческих ларцов. Она стала рассматривать ее с преувеличенным вниманием. На самом деле мысли ее были далеко. В сотый раз спрашивала себя: что было не так? Она сосредоточилась, пытаясь поймать мысль за старательно увиливающий хвостик. Внезапно ее осенило!

— Тебе она нравится? — оторвал ее от размышлений голос Косты.

— Кто, что? — недоуменно спросила она, безуспешно пытаясь справиться с охватившим ее волнением.

— Шкатулка, — недоуменно пояснил Коста и как ни в чем не бывало продолжил: — Если хочешь, она — твоя. Только не поднимай крышку, иначе выпустишь все несчастья!

Настя, открывшая было ящичек, услышав слова Косты, испуганно захлопнула.