Мария Амор - Дар шаха

Воронин так часто видел султана голым, слабым и страдающим от множества недомоганий, что привык относиться к нему как к простому смертному, а не как к абсолютному повелителю Персии. Это придало ему упорство настаивать:

– Сир, вы сами только что заметили, что оплот порядка и трона – бригада. Наказание убийцы командира бригады восстановит мораль и дисциплину в ее рядах. Сейчас главным подозреваемым остается Реза-хан. Если у вас будут доказательства его вины или невиновности, он окажется в ваших руках.

Шах поежился:

– Далось вам это расследование! Если сертип не виновен, он станет только сильнее. А если окажется, что виновен, то что тогда? – Всякая мысль о противостоянии Реза-хану явно пугала его. – И вообще мой врач должен печься о здоровье своего еле живого пациента, а не о покойном полковнике. Я вам и так скажу, кто убил моего верного Турова.

– Кто, ваше императорское величество? – устало спросил Воронин.

– Те же самые люди, что покушаются на мою власть. На меня лично. Это было покушение на устои Ирана, – важно объяснил шах, давая понять, что этим вопрос исчерпывается. – Доктор, время моего медика слишком дорого. Завтра мы перебираемся в летний дворец. Вы прибудете туда одновременно со мной. У меня в любой момент может разыграться подагра.

– Ваше императорское величество, если я не найду убийцу, я вряд ли смогу прибыть в летний дворец. Комиссар назмие намеревается арестовать меня, если я не докажу свою невиновность. А доказать свою невиновность я могу, только найдя настоящего преступника.

Султан выпятил губу:

– Вот видите, вы только о себе заботитесь, а хотите, чтобы ради вас я начал враждовать со всем светом – с Реза-ханом, с Денстервилем!

– Сир, вы совершенно верно указали, что Турова убили ваши враги. Если я найду виновного, вы будете знать, кто они. – Шах молчал, и Александр добавил: – Ваше императорское величество, Реза-хан и Денстервиль не будут опасны для вас, если на вашей стороне будут казаки бригады, базар и клирики. Только бездействие ослабляет вас! Казаки хотят честного и добросовестного расследования, а с их поддержкой вам никто не страшен.

Воронин знал своего пациента. Капризный эгоист был слабохарактерным и не умел долго противиться чужой воле, особенно если удавалось убедить его, что уступка окажется в его собственных интересах. Шах поерзал в кресле, капризно протянул:

– Ладно, я помилую этого Наиба, если это позволит вам наконец-то выполнять ваши прямые обязанности.

Александр только поклонился. Даже не стал рассыпаться в бесконечных благодарностях, как того требовал персидский ритуальный этикет. Шах прав: время Воронина слишком дорого, чтобы продолжать тратить его понапрасну. Пора найти ему более достойное применение, чем лечить неизлечимого. Он предупредил этого бездарного и бессильного властителя, и не его вина, что тот остается глух.

Вооруженный фирманом, выданным в канцелярии, Воронин на пролетке домчался до полицейского участка. А что, если все его предположения ошибочны и убийца вовсе не покупал берданку на рынке? Тогда он напрасно рисковал своей бесхлопотной синекурой лейб-медика.

Ему все же повезло: неделю назад Наиб Мансур действительно продал из-под полы укороченную кавалерийскую берданку. В обмен на помилование торговец рассказал все, что знал о покупателе. И берданку он хорошо помнил:

– Там боевая пружина очень слабая, с взведенным курком такую долго не продержишь.

Обратно Александр опять брел пешком через весь город, едва ли замечая что-то вокруг. Снова и снова он пытался сложить все, что узнал, в единую логичную и понятную картину. Его стройные построения разваливал один-единственный упрямый, но неопровержимый факт.

Заливавшее спальню солнце слепило сквозь закрытые веки. Вентилятор бессмысленно гонял над головой жаркий влажный воздух, из распахнутого окна неслось тарахтение газонокосилки, этого убийцы идиллии спальных районов.

Я встал, при этом неудачно двинул вывихнутым плечом. Кожу на руке саднило из-за порезов, а на колене красовался огромный синяк. Но все это были пустяки: я все-таки не остался гнить на дне подводной пещеры на крошечном острове архипелага Бокас-дель-Торо. Я был жив и даже умудрился ничего не сломать.

Когда я пришел в себя в пещере, мне показалось, что я захлебываюсь, а на губах я чувствовал чьи-то губы. Екатерина делала мне искусственное дыхание. Мне бы продолжать наслаждаться ситуацией, а я, дурак, не выдержал, сделал судорожный выдох, поперхнулся и жутко закашлялся.

На обратном пути в лодке она рассказала, что, когда я на ее глазах провалился под воду, она нырнула и вытащила меня. Звучало легко, но я понимал, что нащупать в бездонной яме и вытащить на поверхность потерявшего сознание мужика не так просто. А Екатерина к тому же доволокла меня, совершенно бесчувственного, до берега.

Она спасла меня. Но газырь все-таки украла. И по-прежнему была девушкой Дениса. Последнее мешало мне едва ли не больше, если честно. Вчера вечером мы прилетели обратно в Эл-Эй, и этот счастливчик встречал ее в аэропорту.

Стиснув зубы, я натянул шорты и проковылял на кухню. По счастью, в этот понедельник я был свободен от больницы и клиники. Кофе в джезве наполнил дом ароматом, без которого жизнь была бы прозябанием. Я отодвинул сетчатую дверь, вышел на лужайку. Трава приятно щекотала босые ноги. Меня сопровождали звуки сюиты Телемана для двух флейт и скрипки. Морщась, потому что при каждом движении саднило и болело плечо, я раскрыл садовый зонт и устроился с ноутом в шезлонге.

Немедленно раздался звонок в дверь. Девять утра! Кто это? Проклиная раннего визитера, я поплелся к двери. Это мог быть ретивый свидетель Иеговы с пачкой брошюр о четырех всадниках Апокалипсиса, и тогда в моем лице ему явился бы разгневанный пятый, но мог быть и посыльный Fedex с ящиком заказанного вина. Оказалось, ни то, ни другое.

На пороге меж двумя костылями сдувшимся шариком висел Патрик. Он стал просить прощения, что явился незваным, но он ждал всю неделю, а у него, видите ли, важное дело. Я обрадовался ему примерно так же, как обрадовался бы кредитору. Мне было не до его жалоб и страхов.

Но хитрый Патрик снова подстраховался, на сей раз бутылкой «Фелпс Инсигния» 2013 года. Разлив этого года был полностью распродан, так что гость с таким подношением вошел в мой дом, как император Траян в Рим после победы над даками. С той единственной разницей, что Траян ехал на колеснице, а Патрик ковылял на костылях. Я брел следом, на ходу натягивая тенниску.

– Как ваше колено?

– Потихоньку заживает. Болит и никогда уже не будет прежним, но ранение спасло меня от танго, а значит, стоило того.