Мария Амор - Дар шаха

– Похоже, мне придется с ним встретиться.

У матери оказался его телефонный номер. Хвала древним рукописным записным книжкам! Мне повезло: я дозвонился до Петерсона с первой попытки и договорился о встрече на завтрашний день. Тут же с айфона купил билет на утренний рейс в Вашингтон. Бросил взгляд на часы. Следовало торопиться, если я не хотел опоздать к мадам Мехди. Взял с матери обещание никуда не выходить и никого не впускать. Она обещала мне это уже столько раз, что, если бы она держала слово, ей не из чего было бы готовить свой плов.

К визиту в дом мадам Мехди я готовился тщательнее, чем к любому свиданию. Я догадывался, что, даже если бы все мои предки отдали жизнь и честь ради семейства Пехлеви, моя плохая стрижка сделала бы их жертвы напрасными. Нельзя было терять ни одного из моих немногих достоинств, которые могли бы расположить ко мне конфидентку семейства Пехлеви.

На мне были накрахмаленная рубашка с воротником стойкой и манжетами на запонках, сверху смокинг, на талии – пояс-кушак, на шее – тщательно завязанная бабочка, на ногах сверкали лакированные Bally. Я надушился и не побрезговал гелем для волос. Для американского гетеросексуального мужчины я перешел все мыслимые границы. Зато теперь, смотрясь в зеркало, я в самом деле видел подобие красавчика Джейсона Льюиса. Мне больше нравилось мое сходство с прадедом, но сейчас я старался не для себя. Одобрение мадам Мехди требовалось мне позарез. На всякий случай я взял с собой тщательно упакованный подарок. Если я прав в своих догадках, для нее эта вещь окажется бесценной.

Улыбка мадам свидетельствовала, что мои потуги оценены.

– Садитесь так, чтобы я могла вами любоваться, дорогой доктор Воронин. Право, с такой внешностью вы могли обойтись и без медицины.

– Не мог. Я же прямой и единственный потомок врача двух иранских шахов. Я не мог не подхватить эстафету.

Слуга вкатил тележку с десертами и самоваром. Мадам Мехди выслала его и принялась разливать чай собственными руками.

– Вы по-прежнему интересуетесь событиями в Кабуле в 1992 году?

Она вынула портсигар. На сей раз напоминать мне, что делать, не потребовалось.

– Больше прежнего, мадам. Мне стало известно, что там в это время находились иранцы, которые, как и американцы, скупали ракеты «стингер». Оказывается, мой отец собирался отдать им свой газырь. Почему и в обмен на что – не знаю. Но так получилось, что он не успел получить газырь вовремя. Ночью с 18-го на 19 августа 1992 года он все же ушел на встречу с посланниками аятолл. А утром его тело нашли в переулке у кабульского базара. Мы подозреваем, что иранские агенты убили его из-за того, что он не принес газырь.

– Искандер-джун, вы наверняка уже догадались, что ради этого газыря могли убить все население Лос-Анджелеса и Кабула в придачу. Но мне неприятно, когда моих соотечественников подозревают в глупости. Ведь ваш отец был готов совершить сделку и отдать газырь, надо было только немного подождать, нет? Зачем же им было так поспешно убивать его?

Я пожал плечами:

– Допустим, им надоело ждать.

– Скорее благоверному шииту надоест ждать конца молитвы, чем охотникам за деньгами Пехлеви надоело бы ждать газырь. И с чего вы вообще взяли, что он в ту ночь встречался с посланниками аятолл?

– Может, это были какие-нибудь другие иранцы, которым тоже нужен был газырь.

Она сбросила пепел.

– Искандер-джун, вашего отца убили не иранцы. Мне ведь тоже удалось кое-что узнать. Я нашла одного своего доброго знакомого, у которого тоже оказался добрый знакомый, который в 1996 году был в Иране. Вы извините меня, если я не смогу вспомнить его имя. Вы не представляете, как слаба стала моя память! – Я кивнул, я понимал, что имен она не выдаст. – Знакомый моего знакомого припомнил, что он как-то допрашивал одного из людей Хекматияра – был там такой полевой командир, который потом стал премьер-министром Афганистана. Так вот, этот человек Хекматияра признался, что за несколько лет до этого его люди убили американского сотрудника ЦРУ по имени Артем.

Я продолжал сидеть, упершись подбородком на руки.

– Никогда не слышал о каких-либо контактах моего отца с людьми Хекматияра.

Она затянулась сигаретой.

– В те годы иранцы в Афганистане оказались на одной стороне с американцами: и те, и другие поддерживали оппозицию против суннитов-талибов. Именно поэтому мой знакомый поделился этими сведениями с американскими коллегами. Поспрашивайте их.

– Мадам Мехди, помните, я по телефону просил вас попытаться что-нибудь узнать о Викторе фон Плейсте? Он тоже занимался скупкой «стингеров» в Кабуле вместе с моим отцом.

– Конечно, помню. Я никогда ничего не забываю, молодой человек. У меня память как у молодого слона. Я спрашивала своего знакомого дипломата, и он тоже задал вопрос каждому, кому имело смысл его задать. Никто из иранцев, бывших в то время в Кабуле, никогда не слышал о человеке по имени Виктор фон Плейст.

– Хм, это странно. Я ведь совершенно точно знаю, что Виктор там был. Ваш источник мог приплести Хекматияра только для того, чтобы обелить своих соотечественников.

Мадам пустила изящное кольцо дыма и холодно ответила:

– Иранцев слишком часто обвиняют в коварстве. Мы просто иначе ведем себя, мы стремимся не уронить ни своей, ни чужой чести.

Я понял, что окно возможностей стремительно закрывается.

– Мадам Мехди, пожалуйста, простите меня великодушно. Я очень ценю то, что вы сделали для меня. Очень.

Она смилостивилась, добавила:

– Вряд ли знакомый моего знакомого мог сам придумать, что людям Хекматияра Артема выдал совсем другой человек, даже не американец.

Я наклонился вперед:

– А он помнит, как звали этого другого?

Мадам Мехди кивнула, но все же наказала меня паузой, которая показалась мне бесконечной. Наконец она закончилась.

– К счастью, он помнил. Его звали Галиб.

– Галиб?

Я никогда не слышал этого имени. Все мои предположения оказались неверны, все теории, все подозрения рухнули. А мадам Мехди продолжала:

– Кстати, по поводу этих офшорных счетов и охоты за ними. Это все сказки тысячи и одной ночи, дорогой доктор.

Настала моя очередь поразить всезнающую собеседницу. Я откинулся на спинку дивана, заложил сцепленные ладони за голову. Если бы моей Самире выпало прожить много-много лет, через полвека она наверняка стала бы такой же влиятельной, холеной и умной старухой.

– Значит, мне повезло, что меня кормит медицина. Но сказки бывают удивительно занимательны и нередко весьма познавательны. Поэтому в знак симпатии и благодарности позвольте преподнести вам, дорогая мадам Мехди, небольшой подарок.

Я взял с дивана аккуратно упакованный сверток и положил на столик. Распрощался и вышел на темную улицу. Наверное, по каким-то правилам я должен был отдать этот ценный дар не вдове погибшего подрядчика, а ЦРУ. Но я не хотел. Наша семья достаточно пожертвовала этой организации, и я не чувствовал себя ничем ей обязанной. Зато я долго думал, не передать ли эту вещь кузине Самиры Назанин, и решил, что семейству Декхани хватило трупов дяди и племянницы. Каждый, кто попытался бы воспользоваться информацией из черного молескина, оказался бы в смертельной опасности. Справиться с таким знанием могла только такая стальная женщина, как Ясмин Мехди.