Марина Серова - Русская мышеловка

— Ни секунды не сомневалась, что ваше первое условие будет именно таким, — кивнула я. — Дальше.

— Я должен забрать с собой кого-то из присутствующих. Исключительно как гарантию моей безопасности, — Доплер подарил мне мальчишескую улыбку. — Этот человек не пострадает, как только мы приземлимся, я немедленно его отпущу.

— Моя кандидатура подойдет? — спросила я.

— Э-э, нет-нет-нет! Знаете, я бы предпочел кого-нибудь другого, — ухмыльнулся Доплер. — Вами, Евгения, я искренне восхищаюсь, но иметь вас за спиной мне бы не хотелось. Без обид, ладно?

— Я полечу, — пробормотал Кабанов. — Я готов. Вызывайте вертолет.

— Пожалуй, это все, — сказал Дубровский. — Видите, насколько скромны мои условия?

— Да, всего лишь жизнь, свобода и транспортное средство, чтобы уйти от полиции. А также ценный заложник, чтобы в случае чего подстраховаться. Браво, герр Доплер! Из вас и в самом деле мог бы получиться отличный дипломат.

Я подошла и разрезала веревки на пленниках.

— Вы даете мне слово, Евгения, что мои условия будут выполнены? — строго спросил международный преступник, глядя на меня. Я едва не расхохоталась, настолько дикой и неправдоподобной была эта ситуация. Я, провинциальный телохранитель Евгения Охотникова, выступаю гарантом сделки с торговцем оружием! Я должна обеспечить его безопасность. Мало того — должна проследить, чтобы он вместе с заложником беспрепятственно покинул «Шварцберг». Осталось только проконтролировать, чтобы в вертолете, который прилетит за Доплером, были мягкие кресла и достаточный запас охлажденного шампанского.

— Да. Я гарантирую, что условия сделки будут выполнены, — медленно и раздельно проговорила я. В ту же секунду Доплер отпустил ребенка. Ваня бросился к матери и спрятался в ее объятиях. Альбина, у которой от долгого сидения затекли ноги, подползла к ним и пристроилась в кольцо материнских рук.

— Жаль расставаться с Ванечкой, — вздохнул Дубровский, глядя на эту умилительную сцену. — Признаться, за этот год я прямо-таки привязался к мальчишке.

Дмитрий Юрьевич Кабанов, российский миллионер, подскочил и врезал Доплеру в челюсть. Мне едва удалось оттащить мужчину.

— Евгения! Вы обещали! — закричал Доплер. Сейчас он не выглядел таким самодовольным, это был просто напуганный человек.

— Он умрет! Он должен сдохнуть! Я убью его своими руками! — орал миллионер, выдираясь из моего захвата.

Вот эту удивительную сцену и застали девять заложников, которые только сейчас добрались до третьего этажа. Они остановились в дверях — Альдо Гримальди впереди всех — и потрясенно уставились на нас.

— Входите, господа, располагайтесь, — радушно предложил Розенблюм. Гримальди, Тильда, Леодегранс, Сильвана Фаринелли, сестры Вострецовы и трое «арийцев» вошли и заняли диваны, которых в люксе Кабанова было предостаточно. Я заметила, что кто-то — очевидно, хозяин «Шварцберга» — позаботился о том, чтобы оказать пострадавшим первую помощь. Переносица самого Гримальди была заклеена полосой пластыря, а из носа торчала покрасневшая вата. Лицо австралийца и правая рука были забинтованы.

— Что здесь происходит? — проницательный взгляд хозяина гостиницы задержался на лице Дубровского.

— Познакомьтесь, дамы и господа, — произнесла я, указывая на молодого мужчину, который с обидой смотрел в сложенные лодочкой ладони, куда капала кровь из разбитого носа. — Перед вами тот, кто все это устроил. Тот, кто убил Анну Кристиансен. Тот, кто приказал своим наемникам избивать и пытать вас. И несмотря на вполне цивилизованные речи, которые он ведет сейчас под дулом автомата, тот, кто был готов всех нас отправить на тот свет.

Бывшие заложники наперебой заговорили:

— Этот?! Да это же учитель музыки того малыша!

— Что? Евгения, что вы такое говорите?

— Может быть, это какая-то ошибка?

— Да вы посмотрите на него! Его соплей перешибить можно! — последнее высказывание принадлежало Лиле Вострецовой.

— Опасный человек не обязательно выглядит как громила. Ум, используемый в злых целях, куда более опасное оружие, чем бомба или пистолет, — рассудительно произнес Гримальди. — Скажите, Евгения, что будет дальше?

Я задумалась, потом решительно ответила:

— Полагаю, скоро наступит рассвет. Ждать осталось совсем недолго. Тогда за герром Доплером прилетит вертолет.

— И вы позволите ему вот так улететь? — приподнял брови Гримальди.

— После всего, что нам пришлось пережить? — нахмурилась Сильвана Фаринелли.

— Я дала слово, — пожала я плечами, — в обмен на жизнь мальчика. Думаю, на моем месте так сделал бы каждый.

Все уставились на Ванечку, который всхлипывал у матери на руках.

— И вы сдержите обещание, данное преступнику? Убийце, виновному в десятках, если не сотнях смертей? — потрясенно спросила Тильда.

— Речь идет не о сотнях, — невнятно из-за разбитого рта произнес австралиец. Итальянец поддержал его:

— Если этот человек действительно Доплер, торговец оружием, который снабжает летальным вооружением любую сторону конфликта, лишь бы получить деньги за свой товар, то на его счету тысячи жизней. И отпустить его — вот что будет преступлением.

— Мы вам очень благодарны, Евгения, — негромко вступил в разговор третий из «арийцев», — вы спасли наши жизни, ради нас рисковали своей. Но мы не можем позволить вам совершить такой необдуманный, легкомысленный поступок.

Значит, вот как. Все против меня. Я бросила автомат и раскинула руки. А потом заорала:

— Давайте, нападайте! Чего вы ждете? Вам придется связать меня и засунуть в подвал. Иначе я помешаю вам. Я обещала этому человеку, что он улетит на своем гребаном вертолете! Значит, так и будет. А если кто-то хочет вступить со мной в рукопашную, то давайте, пока я в такой хреновой физической форме!

Неожиданно Доплер поднял голову и произнес:

— Евгения, я никогда в жизни не видел ничего подобного. Слушайте, не хотите поступить ко мне на службу? Обещаю, что сумма вашего вознаграждения будет любой, лишь бы помещалась на листе чековой книжки.

— Неинтересно, — бросила я в его сторону.

— Да, забыл упомянуть: вы сможете соблюдать свой личный кодекс чести, или как это у вас называется. Я чрезвычайно ценю честных людей — они редки, как персики зимой, а также уважаю свою и чужую свободу!

— Заткнитесь, а? — с тоской протянула я. — К тому же у меня уже есть работа.

— Не нужно так горячиться! — спокойно и веско произнес Гримальди. — Мы же все здесь цивилизованные люди.

— Ага, вижу, — горько вздохнула я. — Да знаю я, что этот человек должен ответить за свои преступления. Место ему в тюрьме, где он проведет остаток своей жалкой жизни. Но сейчас я должна позволить ему покинуть «Шварцберг». Я дала слово.