Нельсон Демилль - Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами

– Вы могли не знать, – продолжал Зауэрвальд, – но я тоже побывал в вашем издательстве после того, как там потопталось стадо этих баранов, и забрал все, что они не заметили.

– Насколько я помню, там мало что осталось. – Фрейд беспокойно заерзал на вращающемся стуле.

– Напротив, эти идиоты были так заняты, набивая карманы деньгами, что пропустили самое ценное – ваши книги и записи.

Фрейд ничего не ответил, лишь поправил очки и внимательно всмотрелся в собеседника.

– Каюсь, хоть я и слышал, как высоко ценит вас профессор Херциг, но так и не удосужился ознакомиться с вашими работами.

Зауэрвальд потер свой чемоданчик ухоженными руками, входя во вкус.

– Как я уже сказал, мои интересы лежали главным образом в области химии, поэтому до сих пор меня не слишком занимали подавляемые желания и скрытая агрессия. Но, изучив ваши записи, я обнаружил ранее неведомый мне мир. Вы великий мастер по раскрытию чужих секретов, не так ли, господин профессор?

– Да, некоторые так утверждают, – возразил Фрейд, пожав плечами. – Однако я нахожу это толкование психоанализа поверхностным и примитивным.

– В самом деле? – Зауэрвальд притворно надулся, выпятив нижнюю губу. – Что ж, доктор Фрейд, я, кажется, раскрыл кое-какие ваши секреты.

Доктор судорожно глотнул воздух. Холодная струя проникла сквозь отверстие во рту и обожгла нёбо.

– Не понимаю вас.

Зауэрвальд достал из чемоданчика кипу бумажных листов.

– Вот переписка с банками Цюриха, Парижа и Лондона. Вы многие годы отправляли деньги за границу, что абсолютно незаконно.

Доктор молчал.

– При выезде из Австрии вас могли задержать и заключить в тюрьму вместе со всей семьей, – укоризненно произнес Зауэрвальд, повысив голос. – С вашей стороны это чистейшее предательство, которое заслуживает наказания.

Доктор попытался кончиком языка поправить протез, чтобы расслабить напряженные связки.

– Вас следует наказать по всей строгости закона, – говорил Зауэрвальд, брызгая слюной. – Вы наживались на неврозах буржуазии, а тем временем наш народ умирал с голоду. Вы нарушали расовые законы, ограничивающие еврейское тунеядство. Вы совершили государственную измену, утаивая эти деньги от государственной казны.

С этими словами Зауэрвальд хлопнул рукой по чемоданчику, по-прежнему выпуклому, будто содержимое все еще находилось внутри. Голос его начал срываться, а черты лица стали жесткими.

– Возраст и слава не послужат вам оправданием, – продолжал он. – Вы должны болтаться на виселице вместе со всей вашей семейкой, а не жить припеваючи в окружении любимых статуэток и фотографий, попивая чай, заваренный на кухне дочерью. Мне ничего не стоит положить всему этому конец и оставить вас умирать без медицинской помощи. Партийное начальство отблагодарит меня повышением по службе.

– Но вы ведь так не поступите, – спокойно заметил Фрейд.

– Нет.

Зауэрвальд выдохнул и разжал кулаки, краска вновь прилила к его лицу.

– Мне вернули паспорт, – заметил доктор, чеканя слова, невзирая на протез, – и позволили сесть на «Восточный экспресс» вместе с семьей. Теперь я в другой стране, вдали от виселицы. Со мной моя жена, дети в полной безопасности. Почему же вы говорите так, будто у меня есть причины вас опасаться?

– Доктор Фрейд, ваши сестры все еще живут в Австрии?

– Да, это так.

– Пока что все четыре целы и невредимы, но даю вам слово, в Рейхе они недолго будут наслаждаться свободой.

Доктор окинул взглядом уцелевшую часть своей коллекции древностей, думая о незамужней сестре Дольфи. Старая дева посвятила жизнь заботам о матери. У Фрейда заныла челюсть, на глазах выступили слезы. Он презрительно фыркнул.

– О чем же вы хотите говорить со мной?

– Доктор Фрейд, я хочу говорить с вами о книгах.

С этими словами Зауэрвальд скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.

– О книгах?

– Да, о ваших книгах, еще не опубликованных. Разумеется, вы лучше разбираетесь во всем этом. Давайте поможем друг другу.

– Каким образом?

– Вы позволите? – Зауэрвальд прищурился, отложил чемоданчик и поднялся. – Сидя за вашим столом, я заметил кипу бумаг. Для рукописи стопка слишком толстая.

Фрейд не обернулся – он знал, какие бумаги лежат на столе.

– Простите мне мое любопытство, доктор, не над этой ли книгой вы сейчас работаете? – спросил Зауэрвальд, пересекая комнату.

– Возможно, – пробормотал Фрейд.

– В таком случае это долгожданная «Книга Моисея».

Зауэрвальд остановился в шаге от Фрейда и, склонившись над его столом, стал жадно разглядывать листы, написанные от руки ценой многих часов мучительной боли.

– Возможно, – повторил Фрейд, избегая взгляда Зауэрвальда. Он не желал видеть, как незваный гость переходит все границы, бесцеремонно вторгаясь в его личное рабочее пространство.

– Вы уже давно работаете над этой книгой? – Зауэрвальд слегка пригладил кончиком пальца загнутый угол страницы. – Я читал отрывок из нее в журнале «Имаго».

Фрейд покосился на него.

– Не ожидал, что высокопоставленные члены нацистской партии подписываются на малопонятные журналы по психоанализу.

– Вы забываете, что я тоже доктор и ученый, господин Фрейд, – ответил Зауэрвальд, обиженно поджав губы. – И я занимаю не слишком высокое положение в партии, по крайней мере пока. Но, как уже было сказано, заглянув в бумаги, я сразу заинтересовался вашей работой.

– Что ж, я польщен, – сухо ответил Фрейд, все еще избегая смотреть на собеседника; к тому же пахучий одеколон Зауэрвальда раздражал его и вызывал жжение в глазах.

Зашуршала бумага. Фрейд понял, что гость листает страницы.

– Вы храбрый человек, доктор Фрейд. В своих работах вы затрагиваете такие темы, о которых другие побоялись бы даже заикнуться.

– Некоторые мои критики предпочли бы вовсе о них не слышать.

– Да, конечно.

Фрейд обернулся и заметил, что гость кивнул и стал листать еще энергичнее.

– Собственное «я» и подсознание, – продолжил тот, – вред подавления сексуальных желаний, анальная и оральная фиксация, влечение к смерти. Мало кто рискует думать о таких вещах, не говоря уже о том, чтобы доверить их бумаге.

– Может, и так.

Пшеничные кудри упали на глаза Зауэрвальда. Он откинул их, все больше распаляясь.

– До сих пор вы не боялись публиковать свои книги. Я читал «Тотем и табу», «Толкование сновидений», «Будущее одной иллюзии», «Три очерка по теории сексуальности»…

– Надеюсь, вы их купили, – прервал его Фрейд, – а не взяли в библиотеке.

Зауэрвальд хрипло рассмеялся:

– Разумеется. Еще я читал «Остроумие и его отношение к бессознательному». Удивительные, потрясающие труды. Никто, кроме вас, не осмелился бы написать такое.