Андрей Терехов - В девяти милях от жилища дьявола

Или пришли, но взяли главное?

Она поехала домой, но на очередном повороте засигналило о нехватке топлива, "шкода" покудахтала и заглохла.

— Да твою же налево.

В районе не нашлось ни одной заправки, и Вера в растерянности вернулась к машине. Воздух темнел, меж домами наливались сизые тени; холодало.

Она потерянно перебирала в телефоне — кому бы позвонить? — пока не наткнулась на имя Германа и не вдавила с силой, с раздражением кнопку.

— Говори.

О, Господи! Опять это холодное, черствое, обидное слово. Вере пожалела о звонке и молча держала сотовый — у нее не хватало сил ни ответить, ни отменить вызов.

— Вера, чего ты хочешь?

Вера подумала, что замечательно было бы поесть, умыться и найти бензин. И зашифровать имя Герман — методом Хилла с ключом "идиот".

— Вера, я не…

Она хотела это сказать, но затем ее прорвало будто Стрелецкую плотину:

— Не бзди. Я коротко. Я очень долго ждала такого… ну, чувства. Думала, что оно случилось давно, а, нет, только сейчас. Я охрененно тебе, блин, благодарна за это чувство, хоть оно и без ответа. Так что сейчас я хочу просто переспать.

Тишина. Тишина. Ти-ши…

— А может быть, ответ есть, только в ином виде?

Под ноги, на лицо и плечи ложились мягкие бурые листья. В ушах порывами взревывал ветер. Вера бродила по парковке и докуривала последнюю сигарету, пока Герман оформлял номер в гостевом доме. Ее колотило от волнения, предвкушения, опасений — от того вала, оползня эмоций, который обрушился с первой секунды встречи.

Она опять сдалась, ну что такое? И снова сходишь с ума, и снова эта ерунда с домами — когда Герман избегает квартиру Веры, а к себе не зовет. То ли у него там жена, то ли дети, которые тихими мороками тянутся из прошлых дней.

Внизу синела бухта Северо-Стрелецка, вереницей уплывали паромы, похожие на перезрелые белые огурцы. За автострадой тянулся к небу лес, а над ним, над туманом и солнцем дыбилась, словно мертвое языческое божество, плотина ГЭС. Даже отсюда Вера видела змеистую трещину, которая делила бетонную стену на две хрупкие половинки.

Сигарета иссякла, и Вера дошла до своей машины — за пачкой "Сомертона". Краем глаза она заметила движение и увидела, как от плотины отделился пласт и медленно соскальзывает, разбрасывая по ущельям зловещее эхо.

Вере сделалось жутко и холодно. Она замерла в ужасе, что сквозь бетон вот-вот хлынет вода, и лихорадочно думала, куда бежать, где спасаться.

Минуты шли, ничего не происходило. Страх скрутил живот и понемногу отпускал. Вера нашарила дрожащими руками зажигалку и открыла пачку незнакомца. Кроме одной, сигареты торчали вверх ногами и представляли явно другую марку.

Она изучала странную композицию, пока чья-то рука не обняла Веру за ребра. Смуглая мужская рука в пятнах белой краски.

Вера напряглась, но затем прижалась спиной, словно заработал невидимый магнит. Словно этот человек, что имел такую огромную, непостижимую власть над Верой, затянул вокруг ее шеи поводок.

— Господи, я совсем закурилась, самой противно. Ты пациентов красил?

Герман не отвечал, но Вера чувствовала на затылке его дыхание.

— Смотри, новая загадка моего трупа, да-да.

Она протянула сигареты.

— Мертвое мертвым, — послышался равнодушный ответ. — Не занимайся ерундой.

Вера обернулась. В уголках глаз и губ Германа витала тень улыбки — будто он разгадал тайну опрокинутой пачки. Вера не в первый раз ощущала, что Герман считает себя умнее. Ведь он нейрохирург мирового масштаба, а она бывший солдат с чужой рукой, титановой ключицей, винтами в ребрах и шрамами, шрамами, шрамами. Человек без образования, без здоровья, без будущего.

Они сойдутся на пару недель-месяцев, и Герман приласкает ее с вежливым и равнодушным видом, а она изобразит, что все ее устраивает, пока снова — снова! снова! — не выкинет в прибой дремлющий без звонков телефон.

Пока порочный круг не замкнется намертво.

Вера проснулась от удара: свалилась с кровати и лежала на полу голышом. В голову пришло, что Герман увидит шрамы, и она быстро укуталась в простыню.

— Ты где? Ты уже кушал?

За окном моросило. Не виднелось ни Германа, ни перчатки — первое расстраивало, второе пугало. Все объяснила куцая записка:

"Рефлексы низкие. Занимайся с рукой, такой шанс выпадает раз в жизни.

Номер оплачен до 12, но хозяев эвакуировали утром, никто не следит".

Вера без удовольствия осмотрела "насадку" — желтый скорпион на ногте немного стерся — и в странном настроении оделась.

Шанс! Чем чаще Герман повторял это в разнокалиберных вариациях ("ты вытянула выигрышный билет", "такое ре-е-едкое совпадение антигенов" "ты словно получила вторую жизнь"), тем больше Вера злилась. А сколько шансов оказаться на пути ударной волны?

Часы на телефоне еще не доползли до девяти, и Вера принесла из машины "Рубайат": лежала, читала, пила холодный кофе, который они с Германом заварили в бутылке минералки. По окнам грохали редкие капли, но в номере царили духота и тишина, точно в обитой войлоком палате для душевнобольных.

К середине книги Вера начала понимать, что за подтекст чудился ей: нечто вроде "живи счастливым, не жалей о смерти". Сначала это нравилось, но второй смысл чуть преобладал, и появилось мимолетное, но неприятное чувство, будто персидский поэт подталкивает к самоубийству.

— Иди на хрен.

Вера попробовала включить телевизор, но электричества не было, и она посмотрела новости в телефоне:

"…несколько попыток инъецировать наиболее опасные трещины в контакте бетона плотины и ее основания с помощью эпоксидного состава завершились удачей. Тем не менее МЧС продолжает поэтапную эвакуацию Северо-Стрелецка и близлежащих деревень. Обстановка в городе оценивается как напряженная, для предотвращения стычек между населением введен батальон 70 мотострелковой бригады. От электричества отключены семь районов из двенадцати, сообщается о перебоях с водоснабжением".

Последнее рассмешило Веру — настолько казалось невероятным и глупым умереть от жажды перед наводнением.

Герман слил в "шкоду" половину бака, но значок топлива злорадно подмигивал, и Вера покружила по окраине в поисках заправок. Увы, открытых не нашлось, как и большинства жителей. В разбитых шинами лужах искажались безмолвные дома и опрокинутое небо: зловещий городской вакуум.

О мертвеце с пляжа Вера не думала, последняя ночь сделала неприятную находку далекой и зыбкой. И все было бы замечательно, если бы у подъезда не позвонили из лаборатории:

— Ну, так в крови и моче токсическая доза дигоксина, но от такой обычно не умирают.

— Это, блин, что? Яд?

— Нет, лекарство для сердечников. Содержание алкоголя в крови 2,2 промилле.