Андрей Терехов - В девяти милях от жилища дьявола

— Это много.

— Да, изрядно, но и от этого редко умирают, а вот алкоголь и дигоксин вместе вполне убийственны. Если хочешь жить, такой коктейль не принимаешь. Плюс у вашего человечка метастазы в образцах печени, почек и селезенки. Выводы делайте сами.

Вера удивилась.

— Он же выглядел как спортсмен. Постойте, а какого хрена на вскрытии ничего не сказали?

— Ну, так все зависит от организма. И врача. Куда вам выслать результаты?

Вера вошла в свою "коробку боли", где обнаружила, что электричества и воды нет, а под холодильником натекла пахучая лужа. Она убралась, поела, принесла из машины вещи "Сомертона" и разложила на полу: у двери "пляжные", у стены — из чемодана.

В глаза бросилась яркая упаковка таблеток, и Вера достала инструкцию.

— … сердечный гликозид… действующее вещество дигоксин… передозировка: тошнота, рвота, диарея, боль в животе, некроз кишечника, желудочковая пароксизмальная тахикардия, желудочковая экстрасистолия (часто политопная или бигеминия), узловая тахикардия, синоатриальная блокада, мерцание и трепетание предсердий, AV блокада… спутанность сознания… снижение остроты зрения, окрашивание видимых предметов в желто-зеленый цвет, мелькание "мушек" перед глазами, восприятие предметов в уменьшенном или увеличенном виде…

Она перечитала — нет, взгляд не обманывал. "Если хочешь жить, такой коктейль не принимают". Вера помотала головой и осмотрела другие вещи.

Из засоленных манжет бежевых брюк — близнецов тех, что с трупа, — высыпался песок, а из кармана — 6 рублей. Вере показалось это странным, точно вселенная непостижимым образом перепутала вещи: грязь и деньги были к месту в одежде с пляжа.

Дальше — больше: на подкладке чемоданных брюк нашлась непонятная метка "Лацити", как и на мешке из химчистки (без последней "и"), на одной майке и красно-синем галстуке.

Вера почувствовала озноб и на миг остановилась. Почему "Сомертон" срезал не все бирки? Чтобы его не узнали? Или ярлыки уничтожал не хозяин, а человек, который забрал документы и карточку от камеры хранения? Тогда он оставил бы ложные следы. Или он рассеянный?

На белой "чемоданной" рубашке оставался ярлык изготовителя, что добавляло подозрений.

Вера изучила брюки — на этот раз с пляжа. Ничего. Чистые, аккуратные, чуть мятые. Или? Вера зацепилась ногтем за грубые швы в кармане, вывернула его и обнаружила мешочек, подшитый внутрь. Сердце заколотилось у горла. Вера рванула нитки руками, надкусила, и на свет появился огрызок бумаги с фразой: "Raftand-o ravim".

Вера испуганно посмотрела на "Рубайат", который подбросили в машину 30-го, когда заходил незнакомец. Она медленно, недоверчиво подошла к книге и полистала ее в поисках неполного фрагмента. Тот приютился на 220-ой странице, где "Сомертон" вырезал из персидского варианта слова "уходили и уходим".

Anan ke kohan bovand-o anan ke nov-and,

Har yek pey-ye yekdigar yekayek bešavand.

V-in molk-e jahan be kas namanad javid,

Raftand-o ravim-o baz ayand-o ravand.

Рядом — карандашом, легким, разгонистым почерком написали:

ICRBFSUSKWVUVYOPVWHVDRNEZDPLRZ

MLIAOI(шесть букв зачеркнуты)

OIKCXRTVCRLGWLRWQWRQSXMWHKVKZTZROR

YGVRWHSPUDPEOPSUOOAEDHNSNRLGMGPANETP(последние шесть букв зачеркнуты)

LSFELSLBUUISZCXNLAPYFKSCLOEYO

963-515-22-38.

Вера бездумно разглядывала тарабарщину, затем достала мобильный и набрала номер.

Его хозяйку звали Жанна Игнатовна Лист. Молодость ее отцвела, но женщина храбро сражалась со временем: ухаживала за собой и аккуратно заменяла очарование юности элегантностью. Дом Жанны нашелся в двух улицах от Веры и метрах в семистах от места обнаружения "Сомертона".

Когда Вера пришла, в квартире пульсировал жуткий скандал.

— … я тебя предупреждаю! — звенел баритон из соседней комнаты. Жанна вздергивала брови и просила мужа успокоиться. Веру она угостила чаем и слоеным пирогом с овощами и мясом, который на вкус весьма-весьма перележал. Вера подумала, что не хватало еще отравиться и пропустить эвакуацию, но решила поесть впрок. В мыслях вспыхнул неуловимый образ, дежавю со слоеным пирогом — вспыхнул и, как назло, потух.

Наконец появились мужчина, который неприветливо взглянул на Веру и повернулся к жене.

— Я узнаю, что ты… что ты крутишь с кем, если я узнаю… ты Сашку больше не увидишь, ты света белого не увидишь! Будешь покупать свою дребедень на зарплату медсестры, посмотрю, как ты запоешь!

— Па-ап, у меня пузико болит.

Из комнаты выполз мальчишка: сморщил мордашку и потер живот.

Вера пожалела, что не умеет растворяться в воздухе.

— Жанна Игнатовна, я, блин, зайду позже?

— Да нет уж! — огрызнулся мужчина. — Оставайтесь. Ей чужие всегда интереснее, чем семья. Я тебя предупреждаю! Ты поняла?

Жанна тяжело вздохнула и повернулась к Вере.

— Так что ты хотела спросить? И почему это нельзя было по телефону?

Вера нерешительно достала посмертное фото "Сомертона" и протянула хозяйке.

— Извините, вы знаете его?

Мужчина подошел ближе. Жанна молчала некоторое время, на ее скулах выступили желваки.

— Нет, — она нарочито повернулась к мужу, словно отвечала на допросе, — кто это?

Вера обрисовала последние дни, показала страницу с абракадаброй, но Жанна качнула головой.

— Нет, тут я ничем не смогу помочь. Не понимаю, зачем там наш номер. Хотя я когда-то дарила такую книгу. Да, именно такое издание "Рубайат".

Жанна снова демонстративно посмотрела на мужа, на что он желчно оскалился.

— Дарили? — изумилась Вера. — Господи, кому?

— Своему… другу. Очень давно, он был военным летчиком, постоянно переезжал, и нам пришлось расстаться. Да, я и подарила со смыслом — чтобы мы оба не жалели о разлуке, а радовались тому, что у нас было. Но это было очень давно, да и выглядел он по-другому. Нет, это не он.

Вера спросила, остались ли у Жанны контакты офицера. Та на минуту задумалась, затем ушла в комнату и вернулась с бумажкой. Все это время муж прожигал Веру ненавидящим взглядом.

— Здесь его последний номер, но это было много лет назад. И он все время переезжал.

Что-то грустное прозвучало в последних словах. Вера поблагодарила хозяйку и направилась к двери. В коридоре она заметила фото, где Жанна и ее муж обнимали барышню со скрипкой. Девушка кривлялась, но смотрелась хорошо — несмотря на странные уши, непропорционально широкие сверху, и улыбку без двух резцов.

Внимание Веры зацепило желтоватое пятнышко, но она дернула головой и вышла.

Лужи на улицах выросли, хотя дождь не шел; под ногами бежали ручейки. Вера набрала номер летчика, откуда ее направили на другой адрес, а там на еще один и еще, и еще, и еще — пока усталый мужской голос не заявил, что вполне себе жив, что, да, книгу получал и хранил до того, как ее попросил один следователь.

— Кажется, Житов. Зачем? Он не уточнял, а мне не до того было. А как Марианна?