Сергей Ковальчук - Тринадцать

Вечером, когда Емельяненко был обнаружен, оставшиеся в живых на острове шестеро собрались в номере у Изместьева, где решили ночевать. Изместьев угощал всех коньяком, в который подмешал снотворное, а сам не пил. Поэтому пятеро, включая и меня, заснули мертвецким сном. Олег спустился вниз, достал из тайника шприц и ампулу с ядом и ввел его в батон копченой колбасы, которую, как он успел заметить, так любил Шкандыба. Потом он поднялся в номер, где задушил спящего Афиногенова.

Когда мы проснулись и увидели на кровати труп бухгалтера, Шкандыба повел себя неадекватно и убежал от нас вниз. Мы положили тело Афиногенова в морг, и пошли в столовую, где в предсмертных конвульсиях уже корчился отравленный Шкандыба.

После этого я и Изместьев отправились к Большому камню, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Чтобы убедиться, что Анна мне не врала, я сказал Олегу, что Антон Магницкий его сын. По его реакции я понял, что тот действительно мог изнасиловать Анну в молодости. Поэтому я застрелил его без малейших угрызений совести. После этого я обманом заманил в ловушку Молодавченко и Викторова и покончил с ними.

Потом я взял мобильный телефон, который был в тайнике у Большого камня, и вернулся в особняк. Там я долго и кропотливо стирал отпечатки своих пальцев везде, где они могли оставаться. И хотя я знал, что на открытом воздухе потожировые следы от пальцев рук сохраняются всего до трех суток, времени на это я не жалел. Уж очень высоки были ставки в этой игре. К тому же, полиция могла оказаться на острове и до истечения этих трех суток.

Убедив себя, что все следы уничтожены, я оставил карты, лист со стихами и диск с голосом Анны на месте, и позвонил своим подельникам, которые находились с судьей Стекловым на острове Гавдос. После моего звонка они доставили его на Гавдопулу.

Я тем временем, собрал вещи, вернулся к Большому камню, нашел все патроны, гильзы и два пистолета и забросил их далеко в море.

Дождавшись, пока на горизонте покажется лодка с бандитами и Стекловым, я оставил сумку, разделся и поплыл им навстречу.

Когда лодка подплывала ко мне, я стал делать вид, что тону и звать на помощь. Стеклов стоял у борта. Получив сзади удар по голове чем-то тяжелым, он упал в воду, где мне оставалось его утопить. Труп Стеклова был доставлен на Гавдопулу и раздет. Его одежду мы оставили недалеко от трупа.

Одевшись и захватив сумку, я сел в лодку, которая доставила меня на на Крит. Оттуда, опять на пароме, я добрался до Салоников и благополучно прилетел в Москву.

Дома я обрадовал Анну, рассказав ей в цветах и красках, как сначала вместе с Изместьевым мы расправились с родственниками заседателей, а напоследок я прикончил и его. При этом я заверил ее, что диск с ее обвинительной речью, а также все, что указывало на нее, было уничтожено.

Однако мы с ней условились, что если на кого-то из нас (считай на нее) упадут хоть какие-то подозрения или кто-то из нас будет задержан, он ни при каких обстоятельствах не должен выдать другого, поскольку наш ребенок не мог остаться сиротой при двух живых родителях.

Вполне естественно, что дней через десять после этого, когда к нам в дом прибыла полиция и Анна была арестована, она меня не выдала.

Началось следствие. Защищать Анну я не стал, хотя мой адвокатский ордер был приложен к уголовному делу (вдруг бы мне понадобилось ее срочно навестить). Ее стал защищать мой коллега. А я тем временем добился разрешения на заключение брака в следственном изоляторе и усыновил нашего ребенка. Став законным представителем своего ребенка и мужем Анны, я получил доступ к несметным богатствам. Ввиду особого резонанса этого дела, следствие не особо хотело разгадывать загадку острова Гавдопула и докапываться до всего того, что там произошло. Поэтому в конце следствия я снова вступил в дело Анны и если бы не ты, моя женушка благополучно была бы осуждена и убита в колонии, а я, прикрываясь ребенком, выполнил бы обещание перед своим работодателем-олигархом и получил бы с полмиллиарда долларов. Думаю, что убирать меня они бы не стали, ведь о произошедшем никто и никогда бы не узнал.

После нашей с тобой первой встречи в кабинете Оловянного, спустившись на первый этаж здания управления, я встретил родителей двух убитых мною на острове девушек — Олеси и Кати. Мать Казанцевой и отец Милютиной на мой вопрос, зачем они пришли, ответили, что их вызвал ты.

Я сразу почувствовал в тебе сильного противника. Я доложил о тебе Аналитику, который навел о тебе справки. Ты оказался матерой ищейкой и стал представлять для нас опасность. Поэтому тебя взяли под наблюдение, а твой номер телефона поставили на прослушку. В Греции за тобой и твоей подругой тоже наблюдали.

Когда вы полетели на Крит, доклад об этом сразу же пошел Аналитику. В этот момент я встречался с ним в кафе. Когда он рассказал мне, что вы летите на Крит, я по-настоящему испугался и вынужден был ему признаться в том, что в сентябре я нарушил его указание и вселился в гостиницу по своему загранпаспорту. Никогда я еще не видел его в таком бешенстве. Моя глупость и трусость поставили всю операцию под угрозу срыва, а меня под угрозу разоблачения.

Аналитик не колебался. Он отдал приказ на вашу ликвидацию, благо, что в это время на Крите находились два киллера-испанца высочайшей квалификации. Твоя жизнь, сыщик, висела тогда на волоске. Твоя и твоей напарницы. Но вам повезло. Едва Аналитик отдавший приказ ваш убить, отключился, как ему снова позвонили. Это был его человек из Интерпола, который сообщил, что твоя спутница попросила Афины пробить меня на предмет моего возможного пребывания в сентябре во всех пятизвездочных отелях Ханьи. Мгновенно просчитав, что ваша гибель уже ничего не решает, а только прибавит внимания к нашему делу, Аналитик тут же отменил свой приказ о вашей ликвидации. И отдал новый — любой ценой дать афинскому отделению Интерпола ложную информацию, о том, что Прохоренко Константин Яковлевич не только в сентябре шестнадцатого года, но и вообще никогда не останавливался в этом отеле.

Позднее выяснилось, что портье моего отеля, пробив по базе гостей мое имя и обнаружив, что я там жил, хотел сообщить об этом в полицию. Но не успел. Аналитик мне этого, естественно, не говорил, но я понял, что этого портье вызвал к себе директор гостиницы и попросил этого не делать, а сказать, что меня не было. Тот заартачился. Тогда от него, как я понимаю, посредством испанских киллеров, избавились, а сам директор сообщил в полицию, а та в Интерпол информацию, которую дали мы.

На этом Аналитик успокоился, а зря. Ты и тут поспел. Попросил другого портье еще раз посмотреть компьютерную базу гостей, которую в суматохе после убийства то ли забыли, то ли не смогли поправить, и нашел там меня…».