Тери Холбрук - Смерть под Рождество

— Вот мы и хотели, чтобы вы помогли нам разобраться в этом. Айвори сказал, он написал Тому письмо, которое Лиза угрожала обнародовать. Из содержания письма было ясно, что Айвори причастен к делам террористической группы, на которую работал ваш муж.

— Оррин? Причастен к делам террористов? — Гейл нахмурилась.

— Да, Айвори сказал, что Том завербовал его. Очень скоро он опомнился, но было поздно. Начал просить Тома повлиять на членов группы, чтобы его отпустили. Письмо, найденное Лизой, предположительно было об этом, будто в нем подтверждался факт участия Айвори в группе. Он был в ужасе, что его арестуют и разлучат с семьей. И Лиза неожиданно посвятила в это Джилл. Это стало последней каплей, переполнившей чашу. Он ведь очень боялся, что кто-нибудь в семье узнает об этом письме и его связи с террористической деятельностью Тома. Тогда Айвори решает убить Лизу. И тут вы совершенно правильно догадались — ему удалось убедить Джилл помочь, чтобы это убийство можно было повесить на вас.

Гейл теребила конец повязки, на лице ее по-прежнему было глубокое недоумение.

— И все равно очень многое остается непонятным.

Хэлфорд приблизил к ней лицо.

— Почему?

— А вот почему, — медленно начала Гейл. — После смерти Тома ваши люди забрали все, что им было написано. Абсолютно все — все его стихи, письма, любой листочек, даже самый маленький. Со временем некоторые из бумаг мне возвратили, например, ящик с неопубликованными стихами. Но не все. И вот тогда меня охватила какая-то одержимость. Я начала собирать и бережно хранить все, что когда-либо было написано мужем. От руки или на машинке — это не важно. Лишь бы это он написал. И если я находила какую-нибудь смятую квитанцию, заполненную им, или другую писульку, я складывала ее в специальную коробку. А такие бумажки неожиданно возникали в самых невероятных местах. Коробку эту я держала рядом с чулками в моем гардеробе.

Говоря все это, она машинально водила камушком на своем кольце по складке брюк. Каждое движение оставляло на ткани глубокую борозду. Еще один заход, и будет дырка. Неожиданно заметив это, она убрала руку.

— В первые месяцы моей беременности, когда Том был еще жив, нам подарили красивую сумку из узорчатого полотна. Я тогда засунула ее в шкаф и забыла. Много времени спустя — совсем в другую эпоху — мне надо было выполнить кое-какую работу, и я была вынуждена взять с собой Кэти Пру. И вот тогда мне понадобилась большая сумка — положить туда книги, тетради, бутылочки, ну и все остальное.

Глаза Гейл наполнились слезами. Прошло несколько секунд, прежде чем она решилась вытереть их и, собравшись с силами, продолжить:

— Это было тогда… в тот день, в Саутгемптоне. Я тогда в первый раз взяла эту сумку. Набила ее, помню, до отказа. И вот, в этом кафе, я начала что-то в ней искать, по-моему, бумажные носовые платки и… наткнулась на это письмо. На тонком конверте, сзади, было несколько поэтических строчек, написанных Томом. Я решила, что он записал какие-то стихи, сунул почему-то в эту сумку и забыл. Увидев конверт, я вначале обрадовалась, но там было так мало — всего две строчки. Затем я открыла конверт и обнаружила письмо. Оно было от Оррина. Прочитав его, я сильно разозлилась. — Гейл грустно улыбнулась. — Я как раз закончила его читать, и вдруг появились вы. Можете мне не верить, но это так: я долгое время совершенно не помнила о той нашей встрече. У меня просто такая способность выдавливать из памяти неприятные воспоминания.

Последнюю фразу она произнесла без всякой иронии. Хэлфорд крепко сжал пальцами свое колено.

— Вы можете припомнить, о чем было это письмо?

Она кивнула.

— Конечно. Именно поэтому я и сказала, что в признаниях Оррина много непонятного. Если бы Лиза шантажировала его тем, что у них любовная связь, это было бы понятно. Но письмо… Дело в том, что письмо было ни о чем.

— Что это значит?

— А вот что: Оррин никогда ни с какими террористами связан не был. Я, конечно, все в деталях не помню, но в письме он извинялся перед Томом. Очевидно, Оррин планировал серию статей о терроризме для одной американской газеты. И ему было необходимо посмотреть на их деятельность изнутри. Каким образом ему удалось узнать о связях Тома, я не знаю. Но тем не менее Том ему, видимо, как-то помог. Оррин взял несколько анонимных интервью. А потом вдруг то ли испугался, то ли еще что-то. В общем, он решил это прекратить. Из письма это неясно. Он написал, что симпатизирует целям этих террористов, но с их методами не согласен. Поэтому не сможет быть объективным. Там было много рассуждений на эту тему. Они показались мне довольно противными. Но это все. Я не помню ничего такого ужасного, чем можно было бы шантажировать. И, уверяю вас, надо знать Оррина — он достаточно опытный и хитрый человек, чтобы не писать Тому ничего, что могло бы его хоть в какой-то степени скомпрометировать. Это исключено.

— Когда вы в последний раз видели это письмо?

— Я положила его вместе с конвертом в ту же самую коробку. В моем гардеробе, в верхнем ящике справа.

— Вы не будете против, если мы взглянем на эту коробку?

— Я не против, если на это взглянет детектив Рамсден.

Хэлфорд улыбнулся.

— Вполне разумно. — Он встал. — Если вам что-то понадобится, звоните в полицейский участок Фезербриджа. Скорее всего пару дней мы еще там пробудем.

Он сделал паузу и посмотрел на ее правую руку.

— Спасибо, Гейл… и проследите, чтобы Кэти Пру оставила мне что-нибудь из тех рождественских сладостей, которыми ее угостили.

Маленькие черные значки на белом экране компьютера. Они должны складываться в слова, предложения… а как же иначе. Гриссом рассеянно тыкал пальцем в клавиши. Рядом с клавиатурой лежала ручка. Он швырнул ее через комнату. Будь оно все проклято! Пропади оно все пропадом! Он не знал, что говорить. Он не знал, что писать.

— Какой я к черту специалист по некрологам! — почти завопил он.

Было уже девять часов, и в редакции сейчас был он один. Голос его звучал в пустой комнате, как вой голодных волков в поле. Он глубоко вздохнул и завопил опять:

— Так не должно быть! Не должно!

— Вы совершенно правы, мистер Гриссом, — произнес приглушенный мужской голос за его спиной.

Гриссом рывком выключил компьютер и развернулся на стуле, встретившись лицом к лицу с двумя детективами.

— Вы, видимо, пришли с обыском. Прекрасно. Начинайте. Я вам мешать не буду.

Детектив Рамсден подошла к окну и посмотрела на Главную улицу. Она была пустынна. Хэлфорд выдвинул стул и сел за ближайшим столом. С тоской и горечью Бобби вспомнил, что именно здесь сидела Джилл, когда они обсуждали ее отца.

Хэлфорд придвинул стул ближе к Гриссому.

— Я очень сожалею, — произнес он. — Действительно сожалею.