Линн Хайтауэр - Точка возгорания

— Не знаю, не знаю… — задумчиво произнес Сэм.

На самом деле он все прекрасно понимал, и Сонора сделала вид, что слегка возмущена, используя таким образом испытанный прием, но стараясь при этом не перегибать палку.

— Действуй, Сэм. Марк Дэниелс уже мертв, поэтому может и подождать. Я высажу тебя у дома. Встретимся позже, в «У Кухо».

— Спасибо, Сонора.

— Давай-давай…

Вспомнив, что Китон Дэниелс что-то говорил о своей жене, с которой он сейчас «живет врозь», Сонора решила навестить их дом в районе Маунт-Адамс. Она просмотрела свои записи, и, естественно, выяснилось, что это место находится на другом конце города.

По дороге туда она включила автоответчик и прослушала сообщение Тома о том, что Хитер все-таки добралась до школы и что он тоже направляется в свой класс. Проверка каждого шага детей стала для Соноры своего рода ежедневным ритуалом. После обеда она опять будет беспокоится о них, до тех пор, пока не убедится в том, что они уже дома.

На почтовом ящике, установленном около дома Китона, было написано «МИСТЕР И МИССИС К.ДЭНИЕЛС», а плакат на лужайке извещал о том, что дом продается. Памятуя, что Дэниелсы в разводе, Сонора испугалась обнаружить двери дома запертыми. На заднем дворе не было никого. Не заметила она там никаких игрушек, а на окнах не было видно украшений в честь праздника Хэллоуин — Дня Всех Святых. Никаких признаков присутствия детей, полное отсутствие следов нормальной жизни.

Дом был небольшим и представлял собой маленькое ранчо с тремя спальными комнатами и лужайкой размером не более почтовой марки. Однако он не был лишен уюта и очень напоминал собственный домик Соноры. Из корзины, расположенной у входной двери, свисали сочные листья папоротника, а на небольшом цементном крыльце стояло белое плетеное кресло-качалка. Сонора прикинула, что к папоротнику и креслу рука человека в последний раз прикасалась не менее шести недель назад.

Занавески в гостиной были искусно сшиты из полос очень тонкой и весьма изящной белой материи, но при этом были слишком прозрачны. Шторы в спальне плотно задернуты. На крыльце горел свет.

Сонора нажала кнопку дверного звонка.

Какое-то время в ответ не доносилось ни звука. Она уже собралась было позвонить еще раз, как вдруг услышала скрежет отодвигаемой задвижки. Дверь заскрипела и медленно отворилась.

Сонора нередко удивлялась тому, как мало отражаются на внешности человека переживаемые им волнения и тревоги. Иногда для того, чтобы заметить эти признаки, необходимо пристально вглядываться в его лицо. У Китона Дэниелса же удары судьбы проявились более чем явственно.

Подол его рубашки выбился из-за пояса, а уже знакомые Соноре брюки цвета хаки были сильно помяты — как будто он в них спал. Толстые белые носки скатались и болтались теперь на щиколотках. Китон был не брит. По-детски слегка припухшие щеки, которые Сонора прежде находила даже симпатичными, обвисли, делая его на вид еще старше. Пожалуй, сейчас Китон выглядел на все тридцать.

Он запустил пятерню в свою густую черную шевелюру, которая неплохо выглядела даже тогда, когда была взъерошена, — для мужчин такие волосы, как правило, составляют предмет гордости.

— Я разбудила вас.

— Нет, нет, — смущенно ответил он, потирая шею.

Сонора понимала его нынешнее состояние. Она и сама пережила нечто подобное, когда погиб ее Зак и она осталась одна со своим горем и двумя детьми. Хитер тогда только-только училась ходить, а Тим переживал все на удивление спокойно, спрашивая ее время от времени, почему она не плачет и правда ли, что у них нет больше папы.

Сонора прикоснулась рукой к плечу Китона Дэниелса:

— Простите, я понимаю, что сон сейчас для вас лучшее лекарство, и проклинаю себя за то, что вынуждена беспокоить вас. Но нам необходимо побеседовать.

— Ничего, ничего… Садитесь.

Сдвинув в сторону помятое одеяло, он присел на диван, а Сонора устроилась напротив в плетеном кресле-качалке. Его крепко сцепленные в пальцах руки тяжело повисли между колен. Казалось, что он на какое-то время онемел и оглох.

— Мистер Дэниелс, я вам искренне сочувствую в связи со смертью вашего брата.

Она всегда произносила эти слова в подобных случаях, и каждый раз эта фраза казалась ей крайне неуместной. Однако люди чаще всего воспринимали ее как должное.

Дэниелс кивнул, глаза его покраснели. «Интересно, как он выглядит в обычной обстановке?» — подумала Сонора, сожалея сильнее обычного о том, что вынуждена встречаться с человеком при подобных обстоятельствах. Но именно при подобных обстоятельствах она, как правило, и знакомилась с людьми.

Иногда после таких встреч знакомство продолжалось. Как правило, это были родители погибших детей, благодарные ей за проявленный такт и вдвойне признательные в том случае, если убийцу удавалось найти.

Дэниелс потер лицо ладонью.

— Уверен, вы не отказались бы сейчас от чашечки кофе, — тихо произнес он.

Сонора ничего не ответила, продолжая внимательно его разглядывать. «Нет, он не из Огайо, — подумала она, — а откуда-то южнее, хотя по выговору этого не скажешь. Иначе бы он честно признался, что ему самому хочется кофе». У нее создавалось ощущение, будто их беседа протекает в какой-то полудреме, однако по опыту она знала, что в подобных случаях лучше не торопить события.

Дэниелс швырнул в угол одну из своих теннисных туфель — с приподнятым носком, белую с серым верхом, — и она попала в кучу прочей обуви, среди которой были еще две пары с серым и красным верхом, а также одна непарная туфля, полностью белая. Сонора сразу же вспомнила, как тщательно следит за своими кроссовками Хитер и как Том, получив наконец-то долгожданные кроссовки «Найк», разбил их в первый же дождливый день. Неожиданно она заметила, что Дэниелс исподтишка наблюдает за ней.

— Увлекаетесь теннисом? — спросила она.

Потянувшись, Китон расправил плечи и внезапно поинтересовался:

— У вас есть дети?

— Двое, — ответила Сонора, несколько растерявшись.

— Тогда вам известно, что даже в начальных классах дети очень ревностно относятся к фирменным наклейкам. Если, положим, мистер Дэниелс носит «Рибок», то все его ученики также стремятся иметь именно «Рибок», а обладатели «Найк» чувствуют себя несколько неуютно. В прошлом году я преподавал в другой школе, муниципальной. У многих моих учеников не было даже денег на завтрак, и мамы не могли купить им фирменные шмотки. Особенно доставалось одному пацану, потому что родители всю одежду и обувь покупали ему в магазине дешевых товаров «Ки-Март». Тогда я пошел и купил пару кроссовок в «Ки-Марте». Дальше все пошло так, как я и ожидал, — половина учеников стала носить туфли из «Ки-Марта». С тех пор я приобретаю вещи самых различных фирм, но начинаю всегда с дешевого «Ки-Марта».