Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

— Ну что, пойдем теперь кофе пить… Лариса?

На том и закончились сыпавшиеся в эти выходные как из рога изобилия события. А следом закончились и сами выходные, после которых наступили привычные, хотя тоже не слишком однообразные рабочие будни.

Прошел понедельник, миновал вторник. А в среду вечером Инне в очередной раз позвонила мама.

— Ты не занята? Можешь говорить? — спросила она у дочери с какой-то необычной интонацией в голосе.

Инна была уже дома, с Вадимом на кухне.

— Могу. Что-то случилось, мамуль?

— Ты только отнесись к этому спокойнее, ведь все к тому и шло.

— К чему? — Начиная догадываться, Инна почувствовала, что меняется в лице.

— Юра умер. От передозировки. Доченька, ты меня слышишь? Милая моя!

Инна слышала. Но кусала губы, не в силах говорить. Лишь по дыханию в трубке мама поняла, что можно сообщить и остальную информацию.

— Ты не приезжай, моя хорошая, мы его уже похоронили. Я специально не позвонила тебе сразу, как только его нашли. Незачем тебе было приезжать, у вас ведь все давно было кончено.

— Пока, мам… — только и смогла выдавить из себя Инна, прежде чем отключила телефон.

Да, все давно было кончено. Но ведь когда-то было! И не могло пройти бесследно. Ни первые свидания, ни первые поцелуи при луне, ни свадьба и такое счастливое начало семейной жизни. И вот теперь ее Юрки, доброго и заботливого прежде мужа, слабовольного дурачка, собственными руками загубившего свою жизнь, больше нет на свете…

Спрятав лицо в ладонях, Инна опустилась на стоящий возле стола стул, не в силах ни опомниться, ни заплакать. Горло перемкнуло судорогой. Пододвинув еще один стул, Вадим сел рядом с ней и обнял:

— Иннуль…

И — ни слова больше. Лишь слегка покачивал ее, нежно касаясь щекой ее волос. И от этого покачивания, как и от тепла его рук, Инну в конце концов отпустило. Прекратилась бьющая тело мелкая дрожь, невидимая рука, судорожно перехватившая горло, разжалась, позволив наконец-то глубоко, с надрывом вздохнуть.

— Ну вот и хорошо, Иннуль, — продолжая обнимать, тихо сказал ей на ухо Вадим. Как пловец, однажды уже тонувший, другому, только что спасенному, вытащенному из воды.

Не в силах говорить, Инна благодарно прижалась к мужчине. К тому единственному, которому без стеснения могла показать свою боль. Потому что только он мог все понять. И поддержать, не совершив ни единого случайного прикосновения к кровоточащей в душе ране.

А в субботу Вадим сам позвал ее… на танцы.

— Да ты что? — Инна вначале даже не поверила, что слышит от него это предложение. — Мне? На танцы? Когда Юрка…

— Иннуль… О том, что случилось, знаем только мы с тобой, если, конечно, ты сама кому-то еще не сказала. Поэтому осуждения со стороны тебе бояться нечего. А что касается остального… Не повторяй моей глупой ошибки, не замыкайся в себе. Позволь себе хоть ненадолго забыться. Пойдем! На миру ведь, как говорится, и смерть красна.

Вадим еще долго уговаривал ее, но он знал, как это делать, и в конце концов уговорил, Инна согласилась. Но пошла в клуб без всякого настроения, с чувством вины за то, что делает. Поэтому весь вечер была тиха, не заводила, как в предыдущий раз, окружающих своими танцами, а периодически и вовсе убегала из круга, жалась к стенке рядом с Ларичевым. Валера все допытывался, что с ней такое произошло, но так и не смог добиться внятного ответа. А Вадим, как только она приближалась, негромко гнал ее от себя:

— Иннуль, хватит тут предаваться скорби! Не подкидывай дров в костер, наоборот, расшвыряй их прочь!

Печально улыбнувшись ему, Инна уходила. Чтобы через какое-то время вернуться вновь. Хотя он был прав, утверждая, что здесь ей станет легче. Но все-таки не за танцы, не за пеструю толпу она хваталась сейчас, как утопающий хватается за соломинку, ее поддерживало то, что Вадим рядом. А музыка и танцующие люди были лишь дополнением к его присутствию.

Одна мелодия сменяла другую. И вдруг, с началом новой, с энтузиазмом танцующая толпа остановилась. Все, как один, недоуменно уставились на Вовку, с подачи которого из колонок неожиданно полилась музыка, услышать которую здесь никто не ожидал. Как она оказалась у местного диджея на диске, было непонятно, потому что записывать ее специально для дискотеки Вовка точно бы не стал: как под нее танцевать? Однако оказалась. Необычная, нестандартная. Но Инна сразу узнала ее, потому что была поклонницей той самой группы, чья музыка звучала сейчас. Это было одно из лучших произведений — мистический вальс. Девушка тоже застыла, как все, слушая первые, сильные как по звучанию, так и по производимому впечатлению аккорды.

Вадим вдруг склонился к ней и спросил:

— Иннуль, а ты вальс танцевать умеешь?

— Не слишком хорошо, — призналась она.

— Ну, тогда пошли!

Ларичев свистнул Вовке и махнул ему рукой, мол, оставь, а потом взял Инну за руку, и не успела та опомниться, как оказалась с ним в центре зала, где Вадим обхватил ее за талию, повергнув всех в шок. Потому что в наши дни очень мало женщин умеют танцевать этот прекрасный танец, а еще меньше представителей сильного пола. Но Вадим относился именно к их числу. Вовкина рука так и застыла над пультом, а люди стали расступаться, уступая место Вадиму и Инне, паре, танцующей вальс.

Мужчина уверенно вел партнершу по залу. Вокруг мелькали невольно вытянувшиеся в изумлении лица, восторженно горящие глаза, но Инна их почти не замечала. Чуть откинув голову назад, она с удивлением и восхищением смотрела в лицо Вадиму. И он смотрел на нее с легким прищуром своими темными, а при таком освещении совсем черными глазами. Блики отсветов то падали ему на лицо, то пропадали, сменяясь тенями. И то проступающее, то исчезающее в тени его лицо казалось девушке не просто красивым — прекрасным. Что побудило его на танец, о чем он думал в этот момент? Для Инны это оставалось тайной. А явью было легкое, скользящее движение по залу, заставившее ее забыть о том, что одета сейчас в совершенно банальные джинсы, что на дворе двадцать первый век. В руках кружащего ее по залу Вадима она вдруг почувствовала себя настоящей принцессой в алмазном колье, в тонких перчатках, с веером на руке и в шелковом бальном платье до пола.

Инна вздохнула полной грудью, гордо расправила плечи. Виток, еще виток… Вадим подхватил ее за талию, поднял легко, как пушинку. Воспарившая над полом, девушка плавно описала круг в его надежных руках и снова легко коснулась пола сапожками… нет, бальными туфельками из атласа. Это было настоящее волшебство, это была сказка — вальс, в котором он кружил ее, то замедляя темп, чтобы дать успокоиться, то снова проносясь по залу так, что Инна ощущала на своем лице ласку легкого ветерка.