Йенс Лапидус - Vip-зал

На том же уровне были Дандерюдсгатан в этом же районе и Тюстагатан рядом со старым добрым сквером на Карлаплан. Все три улицы короткие, всего пара сотен метров, с ограниченным движением, окна квартир здесь скрыты от посторонних взглядов. Дома тоже маленькие, в три-четыре этажа, совсем не такие, как вдоль широких проспектов типа Карлавэген или Нарвавэген, где пять-шесть этажей воспринимались в порядке вещей. Большая часть домов на этих улицах были так называемыми таунхаусами, коттеджами в черте города, что довольно необычно в Стокгольме. Здесь не Нью-Йорк или Лондон, и на любую собственность больше двухсот пятидесяти метров общественность смотрит через призму социал-демократического скепсиса.

Конечно, Страндвэген, южная набережная, была гораздо известнее обычным горожанам, а из окон там открывался, несомненно, великолепный вид, каким немногие места могли похвастаться. Но по-настоящему состоятельные семьи отпугивали открытость и претенциозность такого положения. Ульрикагатан, Дандерюдсгатан и Тюстагатан располагались в другом конце Эстермальма, но здесь обитали люди, чье состояние и доходы составляли значительную часть всего шведского ВВП. Здесь жили те, кто не хотел светиться в желтых газетенках и светских хрониках.

«Может быть, в этом все дело? — думал Карл-Юхан Шале этой темной ночью. — В том, что Филип не скрывал своих доходов? Не стыдился, что дела идут хорошо?»

Или так случилось из-за него самого? Из-за того, кем он стал.

Карл-Юхан не мог заснуть. Он попробовал посмотреть телевизор, но этот дурацкий ящик показывал только чепуху, к тому же он совершенно не представлял, какие каналы у них подключены.

Семь раз подряд он послушал запись звонка Филипа в банк. Голос сына был таким неестественно уверенным. Невозможно представить, каково Филипу было там, где он сейчас.

Карл-Юхан чувствовал себя таким беспомощным.

В конце концов он заварил себе чашку зеленого чая, этикетка гарантировала, что чай не содержит кофеина или еще чего-то, что может помешать ему заснуть. Наоборот, обещался успокоительный эффект.

Чай не сработал. Карл-Юхан слишком сильно нервничал, чтобы спать.

Тем не менее он вернулся в постель. Титти тихо лежала на своей половине, может быть, спала, а может быть, притворялась. Во всяком случае, думал Карл-Юхан, хорошо, что она успокоилась.

Он лег в кровать, но мысли не отпускали его. Это он виноват в случившемся. Это он не научил Филипа, что значит настоящий стиль и вкус. Что значит сдержанность. Умеренность.

Но почему? Филип сам заработал эти деньги, да, при определенной поддержке семьи, но все равно. Да и времена изменились. «Не светишься — не существуешь» — это, как мантру, повторяет его собственный маркетолог на совещаниях.

«Светился», именно этим Филип и занимался, но вряд ли можно его одного в этом обвинять. Журналистишке, который несколько недель назад на весь мир раструбил о Филипе и его деньгах, придется иметь дело с самим Карлом-Юханом, как только все закончится.

Чай напомнил о себе, нужно сходить в туалет. Карл-Юхан вылез из кровати и сунул ноги в тапочки.

Пижама прилипла к спине, в квартире слишком жарко.

В туалете на стене в золотой рамке висел его диплом об окончании Высшей торговой школы. Все знакомые и так знали, что он там учился, так что не было нужды выставлять бумагу на общее обозрение, но было что-то забавное в том, чтобы развесить всякие свидетельства и сертификаты именно здесь. Рядом красовалось свидетельство MBA из Колумбийского университета, где он продолжил образование.

Уже в 1976-м Торговая школа была особенным местом. С другой стороны, она и всегда такой была. Карл-Юхан получил диплом в 1980-м и устроился на работу в «МакКензи», консалтинговое агентство, известное тем, что для выживания в нем крутились не меньше, чем при службе в десанте.

И это его не пугало. Его отец был адвокатом и владел конторой в районе Кунгсхольмен, где Карл-Юхан и вырос. Потом старший Шале объединился с парой других адвокатов, и вместе они организовали крупную фирму. По большей части, он там занимался наследственным правом, но ему везло, и благодаря паре правильных клиентов он купил немного недвижимости.

Семейство было с историей: бабушка Карла-Юхана происходила из графского рода, но по майорату не могла наследовать имущество. Поэтому отец твердо решил однажды вернуть былое благосостояние. Карлу-Юхану предстояло стать финансистом, другие профессии не обсуждались. Долгое время он надеялся, что отца устроит, если он будет врачом или юристом, но тот был настроен категорично.

Ему везло, по крайней мере в финансовых вопросах. Через три года работы в «МакКензи» он занял пост генерального директора в «Агратиум», дочерней фирме крупного концерна «Хегберг», который занимался судоходством.

Через несколько лет фирма учредила специальный фонд для операций с недвижимостью и ценными бумагами и, упс — Карл-Юхан смог заняться биржевыми спекуляциями.

С 1983-го по 1985-й объем торгов на Стокгольмской бирже вырос от двух миллиардов крон до восьмидесяти. В такой ситуации было просто невозможно не заработать.

Дела не всегда шли гладко, и после нескольких неудач его уволили в 1985-м. Но это было не страшно. В тридцать четыре года он вместе с парой бывших сокурсников основал «Профит Инвест». Им удалось продать свои активы перед самым началом финансового кризиса девяностых, и у разбитого корыта тогда оказались обычные налогоплательщики. А «Профит Инвест» вышел с прибылью в два миллиарда крон.

«Бизнес есть бизнес, даже если в него замешано государство», — поговаривал его бывший партнер, Турд фон дер Шнер, когда речь заходила о том старом деле. Подробнее обсуждать этот вопрос они не хотели, как бы журналисты ни старались что-то разузнать.

Да, фирма «Профит Инвест» оправдала свое название — принесла немалую прибыль.

И хотя Карл-Юхан и оставил ту работу более десяти лет назад, чтобы заняться другими проектами, иногда он тосковал по старым временам.

Но сейчас? Сейчас деньги казались проклятием. Это из-за денег его сына похитили.

Перед тем как Титти ушла спать, они говорили о том, что сегодня произошло. Она предполагала, что он будет держать все переживания и страхи при себе, но он больше не мог сдерживаться. Ему нужно с кем-то ими поделиться, и никого, кроме нее, нет рядом.

Магнус передал ему рассказ Яна Крона о том, что ему тоже угрожали. Они рассказали и о списке разговоров и подключений, но похоже, что они до сих пор ничего не узнали, по крайней мере, до пол-одиннадцатого, когда он говорил с Магнусом в последний раз.

— Нужно пойти в полицию, — сказала Титти.

— Ты знаешь, что мы не можем этого сделать.

— Это неправда. Его нет уже давно, может быть, неделю. Я не хочу мириться с тем, что это происходит с моим сыном. Я не хочу мириться с тем, что кто-то хочет ему навредить, а мы просто сидим здесь.