Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Я предположил, что он пропитал им форменные брюки и, когда делал вид, будто полирует мяч и тер его о ткань, на самом деле добавлял яд.

— Нет, Сидни. Если бы игрок нанес на брюки такое количество таллия, они бы просто разъехались по швам. Да, можно пропитать мяч ядом перед игрой и добавить еще в перерыве, однако смертельной дозы все равно не получится. Надо искать нечто другое, действующее так же медленно и вводимое в организм в течение более длительного периода времени. Может, злоумышленником был кто-нибудь из семьи самого Али?

— Их семья очень дружная.

— Кто ухаживал за Али в последние дни перед смертью?

— Его подружка Энни.

— В таком случае необходимо выяснить, что конкретно она ему давала.

— Мне кажется, она только заваривала чай и сидела рядом с постелью.

— Тогда принесите мне этот чай. Я должен иметь образцы всего, что конкретно Али употреблял внутрь.

— Вы полагаете, что Энни могла случайно отравить его?

— Или намеренно.

— Не верю!

— Давайте работать по порядку: сначала выясним, чем отравился мистер Али, затем — каким способом яд попал к нему внутрь. И только после этого можно начинать искать убийцу. Предупреждаю: очень непростое занятие.

— Вряд ли Энни имела к убийству какое-то отношение.

— Необходимо учитывать все возможности.

— Но только не эту!

— Тогда докажите обратное.

— И докажу, Дерек. Пусть это будет последнее, что я совершу на этом свете.

— Не говорите так, Сидни. Никогда не шутите подобными вещами.

— Я не шучу — серьезен, как никогда в жизни.

Сидни угнетала мысль, что Энни могла случайно отравить своего возлюбленного. И в еще большее отчаяние повергала возможность другого: неужели человеческое падение так велико, что сестра и брат не только сговорились покончить с молодым индийцем, но решили свалить вину на дочь и племянницу?

Как же можно сотворить такое: безжалостно вмешаться в будущее находящейся на их попечении девушки и сломать ей жизнь? И оправдывать свои поступки тем, что действуют ей же во благо. Сидни представлял, что они скажут, чтобы обелить себя: они в ответе за семью и были вынуждены пойти на крайние меры для спасения репутации Энни и обеспечения ее социального положения и финансового будущего. Добавят, мол, не могли поступить иначе — действовали в ответ на протест девушки.

Подлая ложь! А ведь их поступки определялись корыстью, невежественностью, предрассудками и злобой. Их эгоизм был выше всякого понимания, и Сидни испытывал то отчаяние, то ярость. В данном деле не было ничего обнадеживающего, и опасения Сидни только возросли после его последнего визита в индийский ресторан. В последнюю неделю жизни Зафар Али не пил ничего, кроме чая.

— Энни сама приносила, — подтвердил Васим.

— Могу я взглянуть на пачку, которую она принесла?

— В ней почти ничего не осталось.

— Другие члены семьи не заболели?

— Нет. Но я вам уже говорил, мы пьем, как правило, «Дарджилинг». Это Зафар предпочитал «Эрл Грей».

— Он пользовался своим заварочным чайником?

Муж и жена переглянулись, словно опасались, как бы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Да, — ответила Шакси. — Это создавало неудобства, но Зафар был требователен к чаю.

— Мне необходимо взглянуть на него. Вы не будете возражать, если я отнесу его коронеру?

— Вы считаете, что Зафар умер от чая?

— Пока не знаю.

— Миссис Томас заказывала чай специально для нас. Особый сорт.

— Когда вы стали его получать?

— За несколько недель до крикетного матча. Мы были ей благодарны за то, что она проявляет о нас заботу. Миссис Томас даже не брала с нас денег. Говорила, что дарит нам чай и это самое меньшее, что может сделать для нас.

Китинг сообщил Сидни, что в текущем году произошло много подобных случаев. Мужчина в Южном Лондоне подсыпал крысиную отраву в шоколад жене, миссис Мэри Элизабет Уилсон из Дарема обвинили в том, что она при помощи атомарного фосфора отправила на тот свет двух мужей, и только на этой неделе из химической лаборатории колледжа Мальборо, где в свое время учился Сидни, пропало двенадцать унций цианистого калия.

На следующий день Рози Томас арестовали по подозрению в убийстве Зафара Али. Она добавляла сурьму в лимонад, а затем в чай. То небольшое количество яда, которое могло попасть в организм родственников Зафара, если бы они пили «Эрл Грей», не могло их убить. Но добавка отравы к той, что Али уже принял с лимонадом, привела к трагическим последствиям.

— Следовательно, крикетный мяч нельзя назвать причиной смерти, — продолжил инспектор Китинг. — Мы вызвали Эндрю Редмонда для дачи показаний. Хотим предъявить покушение на убийство.

— Думаете, будет толк?

— Джарвис считает, что действие яда усиливалось от прикосновения и слюны, но его все равно было недостаточно, чтобы убить взрослого мужчину. И тогда семья Редмондов решила постепенно наращивать количество отравы в организме жертвы.

— То есть в преступлении замешаны брат и сестра?

— Похоже, все родственники что-то да знали.

— Кроме Энни.

— Да. Это было своего рода убийство во имя сохранения чести семьи. Вы же, Сидни, подозревали их с самого начала.

— Для капитана совершенно естественно стоять неподалеку от позиции боулера, кидать ему мяч и даже осматривать его между подачами, но чтобы протирать перед очередным броском… Я такого не видел. Подобное действие могло бы помочь боулеру, который кидает так, чтобы мяч приземлился на шов и отскочил в непредсказуемом направлении. А Зафар Али подавал крученые, и действие Редмонда казалось бессмысленным.

— Он пытался втереть в мяч яд?

— Похоже на то. Но не потренировался как следует. И в итоге им пришлось прибегнуть к лимонаду и чаю. Получилась тройная доза.

— То, что мяч после игры исчез, важный факт. Обычно игрок, добившийся трех побед подряд, берет мяч себе, но в данном случае…

— Исполнитель шапочного трюка отдал мяч вашему псу, чтобы тот его обслюнявил и пожевал.

— Диккенс его не слюнявил…

— Кстати, это способ избавиться от следов яда. — Китинг посмотрел в небо, словно ждал, что в этот миг ему откроется тайна Вселенной. — Удивительно: три разных яда. Если угодно, нечестивая троица.

— Или шапочный трюк, — произнес Сидни.

Энни Томас была раздавлена новостью. Сидни сидел с ней летним днем за столиком ресторана, где было так жарко, что воздух, казалось, колебался перед глазами. Энни только недавно стала выходить из комнаты Зафара. С похорон она не появлялась на улице, помогала в ресторане, работала в кухне, сторонилась незнакомых и родных — всех, кто мог напомнить ей о случившемся, и жила так, словно ничего не произошло и ее суженый лишь на время уехал.

— Мать же знала, что я его убиваю. Как это жестоко!