Борис Руденко - Мертвых не судят

— Вот видишь! — радостно сказал Озод.

Теперь паузу выдерживал Быков.

— Ладно, — согласился он к огромной радости своего напарника. — С пассажиром веселей.

Он повернулся и впервые внимательно оглядел нечаянную попутчицу. Ей можно было дать и двадцать лет, и двадцать пять. Слишком уж холодным и трезвым был взгляд ее больших темных глаз. Девушка была безусловно красива. Черты ее лица наилучшим образом сочетали признаки двух рас — индоевропейской и азиатской, — столетиями живших в этих местах друг подле друга. Прямой, чуть вздернутый носик, миндалевидный разрез глаз и крутые скулы создавали странное, противоречивое впечатление незавершенного совершенства.

— Как тебя зовут? — спросил Быков.

Она легонько повела плечом.

— Зови — Гуля.

— А полностью?

— Гульбахор.

— Хорошо, Гуля, — кивнул Быков. — Скажи, пожалуйста, а ты не боишься вот так, вдруг, ехать с незнакомыми людьми? Мало ли кто мы такие?

Она устремила на Быкова холодный взгляд.

— Не боюсь. Ты местный?

Быков отрицательно покачал головой.

— Тогда ты не знаешь. А товарищ твой знает. Он меня не обидит, да и тебе не даст.

Она заговорила с Озодом по-таджикски, и Быков увидел, как у того почти мгновенно отвалилась челюсть. Изумление, испуг и робкая почтительность сменяли друг друга на его лице. Озод осторожно достал обе пачки десяток и протянул девушке. Такое решение Быкова возмутило.

— Эй, эй! — воскликнул он и быстро перехватил деньги. — Ты что это, Озод! Добрый, да? Ты добрый, а я бедный. Девушка сама нам предложила, а мы согласились. Мужчины свое слово назад не берут. Разве не так, Гуля?

Гульбахор коротко рассмеялась.

— Все правильно, Костя. Не надо денег, Озод, оставь себе.

Второй раз за эти несколько минут на лице Озода всплыло выражение глубочайшего облегчения. Он бережно взял свою долю, положил глубоко в карман и легонько погладил сверху. Гульбахор заметила этот жест к снова рассмеялась. Потом скомандовала;

— Не оборачивайтесь. Я переоденусь.

Быков завел двигатель и решительно вклинился в транспортный поток. Через какое-то время, полностью поглощенный дорогой, он даже забыл о существовании пассажирки. А дорога вывела их из города и шла сейчас меж невысоких холмов с округлыми вершинами, на склонах которых тощие овцы щипали редкую, до желтизны сожженную солнцем траву. Скоро перед ними открылась долина, поделенная от края до края на громадные клетки-классики виноградников вперемежку с какими-то злаками. Солнце опускалось все ниже, на мгновение оно зацепилось краем за вершины окаймлявших долину гор, а потом скатилось за них, и когда «КамАЗ» въехал в большой кишлак — центральную усадьбу совхоза, — вокруг сделалось совсем темно. Захватив свою служебную сумку, Озод немедленно побежал искать директора в надежде еще сегодня решить щекотливые коммерческие проблемы.

Тишина, сменившая непрерывный грохот двигателя, казалась настолько глубокой, словно имела плоть, и Быков даже слегка вздрогнул на внезапный скрип пружин оставленного Озодом сиденья — это Гульбахор гибким движением перебралась вперед. Сейчас она была одета в джинсы и темную рубашку, извлеченные из своей сумки, и выглядела куда более приветливо, чем прежде.

— Салют, — добродушно сказал Быков. — Не укачало?

— Нет, — односложно ответила она.

— Скажи, пожалуйста, Гуля, чем ты так моего Озода напугала? Что ты ему сказала?.

— Я ему сказала о том, кто мой отец.

— И кто же?

Она коротко взглянула на Быкова.

— Ты все равно не знаешь.

— Может быть. Но все-таки?

— Он очень уважаемый человек, — ей явно не хотелось развивать эту тему, но и ссориться с Быковым она больше не желала.

— Ну ладно, — он махнул рукой. — А эти, которые за тобой гнались, кто они?

Она пренебрежительно дернула плечом.

— Так, шпана… Мелочь.

— Они могут попытаться тебя разыскать?

— Не знаю, — равнодушно молвила она. — Это неважно.

— Тебе виднее, — сказал Быков.

Разговор явно не клеился. В это время из темноты вынырнул Озод и с печальным вздохом полез в кабину.

— На поле утром бригада придет, — начал рассказывать он. — Надо обязательно встать первым на погрузку, пока ящики не кончились.

— Договорились? Все в порядке? — поинтересовался Быков.

Озод горестно поцокал языком и огладил свою сумку.

— Нехороший человек. Очень жадный. Прямо шакал какой-то. Две тысячи сверху взял! А еще член партии!

— Какой еще партии? — удивился Быков.

— У нас тут всегда одна партия, — убежденно сказал Озод, вздохнул еще раз и повернулся к пассажирке — Уважаемая Гульбахор, вы можете переночевать в доме директора совхоза. Вам специальная комната приготовлена. Пойдемте, я вас провожу.

— Я буду ночевать здесь, — объявила Гульбахор.

— Как можно! — всплеснул руками Озод. — Там гораздо лучше. К тому же на виноградники мы поедем очень рано.

Некоторое время она колебалась, но потом все же приняла приглашение.

Дом директора находился неподалеку. Если для Гульбахор комната нашлась, то Быкова и Озода, естественно, приглашением не удостоили. Ночевать они пошли в низенький сарайчик, заполненный гузапая — стеблями хлопчатника прошлогоднего урожая, ломкими и жесткими.

Крупные яркие звезды дрожали в небе, готовые сорваться и упасть, словно перезрелые виноградины. Стрекотали ночные сверчки, а земля поспешно изгоняла из себя лишнее тепло, набранное за день.

— Кто эта девушка, Озод? — спросил Быков. — Ты ее знаешь?

— Ее отец очень большой человек, — уважительно сказал Озод.

— Кто он такой?

— Сапарджон. — По-видимому, этот ответ Озод считал исчерпывающим, но все же прибавил: — Его весь город знает.

— Что, народный артист или бывший секретарь горкома?

— Нет, — мотнул головой Озод. — Начальник автобазы.

— Действительно, большой человек, — согласился Быков.

Озод уловил в его тоне иронию и оскорбился.

— Ты не понимаешь, — с досадой сказал он. — Сапарджон все может. На него десятки, сотни людей работают. Ему стоит только пальцем пошевелить — вот так! — и сразу все будет сделано.

— Понимаю, — сказал Быков. — Крестный отец, стало быть.

Однако Озод не читал знаменитого романа. И фильма тоже не видел.

— Э-э, — сказал он. — Кто такой крестный отец?

— Самый главный гангстер, — объяснил Быков. — Мафия, знаешь, да? Большой пахан.

Озод немного подумал.

— Да, — согласился он. — Но только не надо так говорить.

— Почему?

— Сапарджон — уважаемый человек.

Быков оценил лаконичность ответа и больше с расспросами на эту тему к Озоду не приставал. Гузапая громко хрустел при малейшем движении, однако это не помешало им уснуть очень быстро.

* * *

На виноградниках они были с рассветом. Ждать долго не пришлось, вскоре появилась бригада — шесть загорелых до черноты крестьян во главе с бригадиром. Они довольно споро принялись за работу, но ровно через полчаса запал их совершенно иссяк, темп погрузки упал раз в десять, и Быков понял, что, если дело пойдет так и дальше, они простоят на этом поле три дня.