Борис Руденко - Мертвых не судят

— Так это ж замечательно.

— Замечательно, — повторила она безо всякого энтузиазма. — Нет, Сашенька, чего-то мне не хочется дикарями. Очереди, столовые. Не дай Бог еще готовить на керосинке — это в отпуске-то! Ужасно я этого не люблю. Да и перед папой неудобно — я же его просила насчет путевки. Ты не обидишься?

— Чего обижаться? — бодро сказал Кротов. — Друскининкай — тоже неплохо. Там, наверное, весело…

Она молча кивнула. Тема была исчерпана.

Вернувшись в отдел, Кротов с ходу накатал заявление в отпуск со следующего понедельника. Подписывая, Игорь Теодорович (начальник отдела вновь был в командировке) негромко посоветовал:

— Далеко не исчезай. У меня есть сведения, что анкета может поступить со дня на день. Будь, как говорится, под рукой. В случае чего, я тебе позвоню…

— Понял, — сказал Кротов. — Я только если на недельку на реку порыбачить… А так буду дома.

Ехать ему, в общем, было некуда. Москвич в четвертом поколении, Кротов не имел в деревне родственников. А путевка в дом отдыха простым инженерам в летнее время не полагалась.

Логическим завершением этого малоприятного для Кротова дня явилась повестка в милицию, которую он вытянул из почтового ящика вместе с газетой.

* * *

Утром Кротов позволил себе поваляться в постели — повестка приглашала к одиннадцати. Позвонив на работу, не спеша поехал знакомой уже дорогой в районное управление.

Следователь Каширин был еще более сух и официален, чем в прошлый раз.

— В связи со вновь открывшимися обстоятельствами, — с казенной нудностью начал он, — я должен допросить вас еще раз. Расскажите подробно, что вы видели в ресторане вечером шестнадцатого мая.

— Да… — замялся Кротов, — в общем-то, почти ничего. Следователь поднял голову и холодно, без выражения посмотрел на него.

— На предыдущем допросе вы давали намного более развернутые показания. В частности, вы утверждали, что ясно видели, как обвиняемый Новасардов ударил ножом потерпевшего Батенина.

— Да, — снова сказал Кротов. — То есть, не совсем… Было темно, верхний свет погашен, и я… в общем, немудрено было ошибиться.

— Кто же тогда? — Каширин держал над протоколом ручку, словно собираясь отбарабанить марш, — Кто его ударил?

— А я... не знаю, — фальшиво сказал Кротов. — Темно же было.

Каширин осторожно отложил ручку в сторону.

— В конце концов, мне все равно, — с неожиданной усталостью проговорил он. — Пусть преступники гуляют по улицам, пусть режут кого хотят. Я бы только очень желал, чтобы в следующий раз именно вы ему попались. Или такому же. Они вас запугивали? — тихо спросил он. — Или купили? Скажите честно. Хоть раз в жизни. Просто так, не для протокола.

— Никто меня не запугивал, — возмутился Кротов. — И не покупал. Кто это «они»?

— Неважно, — сказал следователь. — Им это несложно. Вообще я вас могу привлечь за дачу ложных показаний. Вы об этом знаете?

— Никаких ложных показаний не было, — запротестовав Кротов. — Темно было. Мог я ошибиться?

— Разумеется, — кивнул Каширин. — Вы правильно отвечаете. Точно, как научили. Чувствуется хорошая подготовка. Значит, вам заплатили. Интересно, сколько? За какую сумму можно купить такого, как вы?

— Я повторяю: никто мне ничего не платил.

— За деньги сейчас можно сделать очень многое, — будто не слышал Каширин. — Можно приехать в столицу, купить себе прописку, а затем и квартиру. Можно купить должность, покровителей. Вот меня купить нельзя — это если вам интересно. Вас — можно.

— Послушайте, — смущение, которое испытывал Кротов, не позволяло ему по-настоящему обидеться на Каширина. — Ведь с каждым может произойти нелепая случайность…

— Какая еще случайность! — грубо закричал Каширин. — С конкурентом своим бандюга не договорился, И воткнул ему нож. Средь бела дня. Погорячился немного. А может, и не погорячился. Просто точно знал, что будет дальше. Что никаких свидетелей не найдется. Что вы — все, как один! — откажетесь. Что он опять вылезет и будет делать что хочет. Кого надо — купить, а кого надо — ножичком.

Он холодно ухмыльнулся, помолчал и заговорил с какой-то спокойной брезгливостью:

— А знаете, вы хуже его. Новасардов точно знает себе цену. Он и вам знает цену. Он ее сразу вычислил. Поэтому и не волновался. Ладно, хватит с меня этих разговоров. Ближе к делу.

Он взял ручку и наклонился к протоколу.

— Давайте, рассказывайте, чего вы там не видели.

Кротов кашлянул, порылся в карманах и не нашел носового платка.

— Я все видел, — сказал он.

Следователь посмотрел на него непонимающе.

— Что значит «все»?

— Все, что в прошлый раз рассказывал, — объяснил Кротов. — У вас там записано.

Глядя на совершенно поглупевшее лицо Каширина, Кротов упивался реваншем. Потом физиономия следователя постепенно приобрела новое выражение, не совсем понятное Кротову. Во всяком случае, не удовлетворенность, не восхищение и не благодарность. Скорее всего, некий исследовательский интерес.

— Вам действительно угрожали? — спросил Каширин.

— Да нет же, — поморщился Кротов. — Просто заходил один его родственник — он так представился. Симпатичный такой парнишка, вежливый. Очень просил. Сказал, что пострадавший этот, как его, Батенин, ни в чем Новасардова не винит. Что у самого Новасардова жена плачет и рыдает, дети — сироты, и все такое… А что, этот Батенин в самом деле отпустил ему грехи? Как, кстати, этот родственник мой адрес узнал? Это не вы ему, случайно, подсказали?

— Ваш адрес не только в уголовном деле имеется, — не очень понятно ответил Каширин. — А Батенин на Новасардова действительно показаний не дает. Не знаю, как они к нему ход нашли. Через медперсонал, что ли… Заплатить пообещали хорошо или дорезать до конца! Говорит, не знаю, кто пырнул. Темно было. По этому Батенину тоже тюрьма плачет.

— Кто он такой, собственно, этот Новасардов?

— Бандит. Деляга. С хорошей «крышей» и хорошими друзьями. Но это неважно. Давайте действительно к делу. Значит, ваши показания остаются неизменными, так я понимаю?

— Так, — кивнул Кротов.

— Тогда я пишу: «Подтверждая ранее данные показания, могу пояснить следующее: шестнадцатого мая, примерно в двадцать тридцать…»

Расставаясь, следователь впервые пожал Кротову руку. И еще сунул бумажку с телефонами.

— На всякий случай. Если что — звоните.

Кротов вышел из милиции и медленно побрел по улице. Он не стал врать следователю вовсе не потому, что испугался. Просто ему внезапно сделалось противно. И ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, даже некто следователь Каширин, думал о нем как о трусливом или продажном ублюдке. Собственно, Каширин определенно вызывал у него симпатию. А это очень неприятно, когда о тебе думают плохо симпатичные тебе люди… К тому же Каширин был сотрудником милиции, следователем. А к милиции Кротов в основном испытывал почтение, воспитанное детективными фильмами и статьями в газетах. К конкретным милиционерам на улице Кротов такого почтения, правда, не чувствовал. Он знал, что большинство из них приехали в Москву из деревни специально за пропиской, они казались Кротову бездельниками, малограмотными и туповатыми. Но следователь Каширин соединялся с образом милиции вообще, а не в частности, и Кротов начал его уважать. А лгать тому, кого уважаешь, просто невозможно.